Партия жертвы

– Ничего нельзя доверить! Ничего абсолютно! – перебил Самсонов. – Может, мне и танцевать за всех теперь, и сцену драить, и в буфете подносы таскать? Это какой-то сумасшедший дом! Чтобы до вечера, Алла, слышите, до вечера всё было исправлено, и программы были здесь! Иначе можете писать заявление!

Он трясся от злобы так, что под моими ногами дрожал пол, пока я, стараясь остаться незамеченной, пробиралась мимо.

В кулуарах театра темно и тихо – все на сцене. Гримёрки опустели, коридоры тоже. Мне нужно спешить туда – скоро прогон с участием всех артистов. Если не появлюсь вовремя, пиши пропало. У меня есть всего несколько минут на всё. На двери одной из общих гримёрок наклеен листок с надписью «Вагановка – “Сильфида” – девушки». Здесь все переодеваются. Я вхожу и замираю на пороге. Никого. Сумки и рюкзаки валяются на креслах у зеркал. Костюмы висят на вешалках – уже готовые к вечернему представлению.

Вот оно – платье Сильфиды. Из нежно-голубого газа, почти невесомое. Это платье для главной партии, и висит оно отдельно от остальных. Оно будет особенным сегодня. Я подхожу ближе и прикасаюсь к подолу кончиками пальцев. Вполне себе обычный тюль. Я сжимаю податливую ткань в кулак. Разжимаю ладонь, с удовлетворением рассматривая некрасивые складки. Они тут же распрямляются. Снова гладкая ткань – словно ничего не было.

Я достаю пакет со стекловатой. Надеваю перчатки. Не думала, что выйдет так легко. Что я буду такой спокойной. Вата неприятно хрустит в руках, оставляя на перчатках следы мельчайшей мерцающей пыли. Я знаю: её прикосновение к коже вызывает нестерпимый зуд.

Медленно и аккуратно я натираю корсаж платья изнутри стекловатой. Кому-то сегодня будет очень больно.

В детстве я как-то играла на теплотрассе. Ползала по трубам, перескакивала с одной на другую. Вдруг прорвалась обмотка, и я, зацепившись за её край, поскользнулась, а упав, угодила голыми ногами прямо в торчавший клок стекловаты. Всего одно соприкосновение, но я помню его до сих пор. Кожа жутко зудела, а стоило почесать, как становилось ещё хуже. Смыть это было невозможно: крупинки стекла настолько мелкие, что, казалось, забились в самые поры кожи. Отец потом сказал мне, что нужно было смывать холодной водой, и уж тем более не тереть.

Потное разгорячённое тело, невидимые крупинки стекла… Мои мысли были в том мгновении, когда она почувствует эту боль каждой своей клеткой. Я буду наблюдать из-за кулис. Буду ждать своей партии.

За дверью послышались голоса, и я едва успела шмыгнуть за ширму, когда вошли Эмма и Таня.

– Что за дурацкое покрытие у сцены, у меня нога слетает! – сказала Таня, входя.

– Тсс… – зашептала Эмма. – Если повезёт и возьмут в труппу, тебе ещё долго танцевать на ней, так что привыкай.

Девочки переодевались – я слышала шуршание одежды.

– На самом деле мне тоже некомфортно как-то… – продолжила Эмма. – Только Лерке, по ходу, норм… Эта по жизни везде впишется.

– Вот её и возьмут! – засмеялась Таня. – Её, а не Женьку, прикинь?

– Кстати, – вдруг сказала Эмма. – А где Алина?

– Понятия не имею.

– Она ведь с нами ни разу толком не репетировала – как выходить-то собирается?

– Может, её уже убрали из состава? Вчера взяли, сегодня убрали – почему нет?

– Хоть бы так, – отозвалась Эмма. – Она реально странная.

Девочки вышли из гримёрки, так и не заметив меня. Идиотки даже в такт не способны попасть, а ещё меня странной называют.

Я всё ещё сжимала в руках кусок стекловаты: надо спрятать, пока не поздно! Я затолкала его в пакет, туда же сунула перчатки. В сумке есть потайной карман, там самое место для таких вещей. Платье Сильфиды выглядело идеально. Я потянула за край подола и осторожно заглянула внутрь. Ничего не заметно: разве что корсаж поблёскивает изнутри. Платье-секрет. Платье-сюрприз.

Давай-давай, Женя, надень же его! Оно твоё – платье Сильфиды. Но роль – сама роль – не твоя. И ты хорошо это знаешь. Придётся отдать её мне. А платье… Платье пусть будет моим тебе подарком. Бери – мне не жалко.

До начала представления шесть часов. Я выхожу из гримёрки и спешу на сцену. Декорации уже на месте. Нас ждёт последний прогон перед премьерой. Потом пара часов отдыха перед началом спектакля. Только что закончился перерыв и, появившись на сцене, я понимаю, что среди декораций я одна. Все остальные только подтягиваются – я слышу топот пуантов и голоса из-за кулис.

Сцена освещена, и я жду, пока глаза привыкнут к яркому свету. Потом оглядываю декорации и едва сдерживаюсь, чтобы не закричать. Что здесь произошло? Декорации из первой сцены, изображающие дом Джеймса, залиты краской. Алые потёки расползаются по фону – он исписан ругательствами: «Твоё место в психушке», «Больная», «Эпилептичка», «Ненормальная». Я вглядываюсь в этот кошмар и не верю собственным глазам.

В этот момент на сцене появляются все остальные. Самсонов, Виктор, Коргина, весь выпускной класс во главе с Женей и Русланом и младшеклассницы, которые должны танцевать с нами сильфид.

Увидев меня, все замирают. В следующую секунду Женя со звериным рёвом бросается на меня.

– Тварь! Ах ты тварь! – орёт она, хватая меня за волосы.