Партия жертвы

Она уже танцует. «Она хорошо знает партию, – мелькает мысль. – Когда успела выучить?» Шаг, поворот, прыжок. Я слышу музыку. Откуда она? Оркестровая яма пуста. Хотя я до сих пор не владею телом и не могу обернуться, чтобы заглянуть туда, я уверена: там никого нет. Но музыка звучит. Она рождается из её танца. Не она ловит такт, он сам ложится ей под пуанты. Лера не смотрит на нас. Не видит никого и ничего. Как всегда. «Она не от мира сего…» Так и есть. У неё мир другой.

Я чувствую, как от жара, идущего от рампы, на спине выступает пот. Это она выскользнула из зала тем вечером. Лёгкая, как тень. Она замирает и переводит дыхание. Все вокруг в оцепенении продолжают пялиться на неё. Танцуй! Ещё! Ещё! Нет. Ей надо беречь силы. Сегодня она будет танцевать главную партию.

После она отдаёт костюм старухи-колдуньи Мэдж одной из младших девочек. Партия, недостойная Воплощения, переходит другой. Девушка примеряет косматый седой парик и, придерживая у плеч длинный балахон, прикидывает, по размеру ли он ей. А я вспоминаю ночь в Вагановском зале. Это Лера пришла туда вслед за мной. Она надела сценический костюм, чтобы показать призраку Вагановой свою партию. Но сбежала, приняв меня за привидение. Это о ней – а не обо мне – шептались тогда портреты.

Ноги подкашиваются, и я оседаю на каменный пол. Тот самый закуток на чёрной лестнице, где я говорила с внучкой Агаты Азоевой. Пуанты её бабушки я уже сняла. Они валяются где-то в коридоре по дороге сюда. Каменные плиты ступеней холодят босые ноги. Наконец я чувствую хоть что-то после того жуткого оцепенения. Я чувствую холод и боль. Так же как в тот вечер, когда ушла мама.

Нет-нет, она не растворилась в танце. Не была Жертвой. Всё это враньё. Выдумки. Она просто ушла. Бросила нас с отцом.

Раствориться в танце не могла такая, как она. Доморощенная балерина из гарнизонной самодеятельности. Какая из неё Королева лебедей, какая Аврора? Мне было пять лет, и я не раз видела её на сцене. И за сценой тоже. Там она всегда была рядом с ним.

Он приехал на гастроли с каким-то третьесортным ансамблем. Я стояла за ширмой, когда в гримёрке они… Уже тогда было ясно, что скоро она бросит нас, ведь она обещала ему уехать вместе. Сбежать от «этого кошмара» – так она называла меня и папу. «Этот кошмар» был её ошибкой. Слишком молодая. Слишком ведомая. Она предпочла исчезнуть.

Когда это случилось, отец сказал, что она умерла. Но я знала, что это неправда. Третьесортный ансамбль отчалил в очередной гарнизон. И она уехала с ним. Балерина одной партии, да что там, огрызка партии – жалкого куска из «Спящей красавицы», который она танцевала раз за разом. Она не могла раствориться в танце. Призрачная балерина соврала мне.

Она сказала: «Твоя мама была Жертвой. Она растворилась в танце». И я поверила. Предпочла забыть её прерывистое дыхание и стоны, которые я слышала из-за ширмы, когда они были в гримёрке вместе. Она шептала ему, что любит, что пойдёт за ним куда угодно, сделает всё, что он захочет. Надо было отцу рассказать. Но мама попросила молчать. Да, они меня застукали, когда я подглядывала. Тогда она сказала:

– Обещай, что это будет нашим с тобой секретом. Не говори папе.

Я обещала. Настоящий секрет – один на двоих с мамой – что может быть лучше?

Она сбежала через три дня. Но этот секрет – наш с ней единственный – я храню до сих пор.

Я не рассказала о нём Призрачной балерине. Просто поверила её словам. «Твоя мама растворилась в танце». Я верила в это. И в то же время знала, что это ложь. И когда она повторяла: «Ты – особенная! Ты будешь танцевать лучше всех, когда вырастешь! Ты сможешь!», я тоже верила. Но постепенно и эти слова начала считать ложью.

В тот вечер после выступления я долго ждала маму за кулисами дома офицеров – думала, что она снова в гримёрке, с ним. Но она не нашла меня. Не попрощалась. Ничего не сказала. Возможно, была даже рада, что я куда-то убежала – так проще было уйти. Оставить позади то, что она никогда не любила. Никогда не считала своей жизнью.

Я ждала её так долго, что осталась тогда совсем одна. Одна среди тёмных коридоров старого ДК. Отец нашёл меня глубокой ночью. Заставил сторожей открыть запертое на ночь здание. Я сидела на ледяных ступенях чёрной лестницы. Как сейчас.

Я видела сегодня Воплощение, мама. А вечером увижу снова. Ты не представляешь, что это такое. Танец-дыхание. Он проникает в тебя и, хотя лишает способности пошевелиться, дарит ощущение блаженства. Как будто тот, кто дарит ему жизнь, – это ты. Танец живёт тобой и благодаря тебе.