Партия жертвы

Ты ведь никогда ничего подобного не ощущала, правда? И близко не могла представить? Что, если бы ты знала, что я способна подарить такое ощущение? Ты бы вернулась? Он ведь не мог дать тебе ничего подобного! Любовь! Что любовь?! Что в ней такого, что вы все с ума по ней сходите? Ведь только ненормальная способна бросить собственного ребёнка! Оставить его одного ночью в пустом здании! Мама! Это ты сделала! Рада ли ты теперь? Счастлива ли? Получила ли ты то, о чём мечтала? Любовь… Я ненавижу эту твою любовь. Я не Воплощение, мама. Я не буду танцевать сегодня.

Я прислоняюсь пылающим лбом к ледяной стене. В заднем ряду. Там моё место. Может, возьмут в кордебалет. Хочу ли я танцевать?

Ненавижу тебя, мама.

Она мелькает там внизу, между пролётами. Неестественная тень. Она обманула меня, как и ты, мама. В детстве она говорила твоим голосом, смеялась твоим смехом… Это из-за тебя она появилась.

– Убирайся прочь! Пошла вон! Кукла в розовой пачке! Танцуешь?! – Я подскочила с места.

Внизу, на несколько пролётов вглубь, Призрачная балерина танцевала, опираясь на вытертые перила, как на станок. Деми-плие. Пор-де-бра. Батман тандю.

– Ах ты дрянь!

Я бросилась вниз по ступеням.

– Убирайся из моей жизни!

Я летела, перескакивая разом полпролёта. Босые ноги больно бились о каменные плиты.

– Прочь! Прочь! Прочь!

Но тень и не думала исчезать – мелькала то тут, то там. Я выдохлась. Прислонилась к стене, слушая стук собственного сердца.

Обманщица! Из-за тебя я думала, что я особенная! Нет никаких Жертв! Ну как, как человек может раствориться в танце?! Всё это детские сказки, в которые ты заставила меня поверить!

Мне танцевать сегодня одну из сильфид. Третью в заднем ряду. И то если Самсонов не вышвырнет после того, что произошло.

Хочу ли я танцевать?

Да.

Хочу ли быть третьей в заднем ряду?

Да.

Почему?

Потому что хочу видеть её танец. Хочу быть на сцене, когда она ступит на неё своей невесомой ножкой. Вместе с ней я смогу парить над паркетом. Я буду чувствовать себя примой. Это наркотик. Дурман. Ничего общего с реальностью, в которой я обречена быть фоном. Но мне это нужно. Я этого хочу.

Я отрываюсь от стены и, тяжело ступая отбитыми ногами, выхожу в коридор. Нельзя было гоняться за ней. Она же растворяется, как будто и не было! Только ноги сбила. Как теперь танцевать?

В коридоре валяются пуанты. Нежно-розовые, как два воздушных эклера. Я поднимаю их. Что? Они же… Выцвели и посерели. Ленты истрепались. Стелька размякла и почернела по краям. Как будто я протанцевала в них десятки часов. Так и есть. Старые вонючие пуанты. Просто униформа. Рабочая униформа танцовщицы, которая и сама – бесцветный фон. Размытое пятно. Обо мне скажут этим вечером хореографы Мариинки: «Ноги – нет, спина – нет, в целом – нет». Мама, где же ты?

Полчаса до начала. За кулисами не протолкнуться: декораторы, костюмеры, артисты – все здесь. Я подмечаю Таню, нервно вцепившуюся в станок, и Эмму, которая разогревается рядом, но не подхожу к ним. Вдруг кто-то хватает меня за локоть и с силой тащит в сторону.

– Ну-ка брысь отсюда! Ты не танцуешь! – шепчет на ходу Виктор и едва не вталкивает меня в гримёрку. – Зачем переоделась? Чтобы близко к сцене тебя не видел!

– Но, Виктор Эльдарович, я готова! Меня же включили в состав! – выпаливаю я.

– Где ты была во время репетиций? Где была два часа назад во время финального прогона?! – кричит он. – Я уговорил Самсонова поставить тебя, хотел дать шанс!

– Но я готова! Пожалуйста! Вы же мне всё испортите! Меня в театр не возьмут! – Я чувствую, что задыхаюсь от внезапно подступивших к горлу слёз.

– Ты сама виновата! – отрезает Виктор. – Даже не мечтай выступать сегодня.

Он хочет уйти, но я кричу ему вслед срывающимся голосом:

– Вы хотите сломать мою карьеру, как сломали свою?!

Виктор разворачивается в дверях. В его глазах злобный огонь:

– Что ты несёшь, Алина? У тебя не было ни единого шанса с самого начала! Я хотел этот шанс дать тебе. За уши его притягивал, хотя Самсонов был против. И чем ты мне отплатила? Я молчу про то, что произошло с Женей. Ты это сделала или кто-то другой, хорошо, что её состояние вскрылось не во время спектакля! Но не явиться в день премьеры ни на один прогон! О чём ты вообще думала?!

– Вы знаете, что я могу танцевать. Вы не пускаете меня, потому что завидуете. Вы сами никогда не танцевали на этой сцене. И не хотите, чтобы я танцевала! Это старуха сделала вас таким? Из-за неё вы отнимаете у меня мою мечту? Потому что когда-то она отняла мечту у вас?

– Господи, девочка, ты здорова вообще? Что за бред ты несёшь?! При чём тут Эльвира? Ты. Не явилась. На генеральную репетицию. Ты выведена из состава. Это ясно?! Вот, – он суёт мне в руки какие-то листы, – час назад программы новые отпечатали. Читай внимательно: нет тебя в составе!

Я комкаю буклет и кричу ему в лицо:

– Старуха правду сказала о вас! Вам нельзя верить! Вы всё это подстроили! Сначала меня взяли, а теперь выкинули из состава! Чтобы хореографы Мариинского решили, что я никчёмная! Чтобы меня не пустили на порог театра, как и вас когда-то!

Виктор побагровел.