Пассажиры первого класса на тонущем корабле

Возможность подобной стратегии обуславливали три фактора. Во-первых, планировать и осуществлять недружественные поглощения и платить за акции с помощью «мусорных» облигаций компаниям-захватчикам позволяли решения, принимавшиеся в судах. Во-вторых, администрация Рейгана ещё больше ослабила антитрестовое законодательство, что позволило осуществлять слияния конкурентов в одной и той же отрасли.[892] Если при Картере происходило примерно сто слияний в год, то к концу президентства Рейгана их количество подскочило до 3000, а затем, уже во время второго срока администрации Клинтона, достигло пикового показателя почти 5000 в год.[893]

Подобная горизонтальная интеграция порождала олигополии, способные вступать в ценовые сговоры, что оправдывало высокие цены, которые платились компаниям-захватчикам их заказчиками за вожделенное расчленение того или иного конгломерата. Наконец, падающие процентные ставки сформировали у инвесторов аппетит к «высокодоходным», т. е. «мусорным», облигациям. Новые финансовые корпорации выступали в качестве посредников между компаниями-захватчиками и инвесторами — наиболее известными подобными примерами являются компания Drexel Burnham Lambert и её ведущий партнёр Майкл Милкен.[894]

Расчленение конгломератов, как и приватизация государственных компаний и государственной собственности в бывшем советском блоке и в Западной Европе, было одноразовой благоприятной возможностью. К концу 1980-х годов на сцене осталось лишь несколько конгломератов, а рост на фондовом рынке означал, что немногие компании оставались настолько недооценёнными, что их можно было захватить и быстро перепродать с большой прибылью. В правовом отношении фирмы-захватчики и брокерские конторы, которые оперировали «мусорными» облигациями, преимущественно представляли собой партнёрства. В результате большая часть прибыли от подобных финансовых схем доставалась их ключевым сотрудникам, а не акционерам конгломератов, чьи доли выкупались, или держателям «мусорных» облигаций, дефолтные рейтинги которых поглощали основную часть разницы (а зачастую и превосходили её) между высокими уровнями доходности по этим бумагам и более низкими доходами по абсолютно безопасным казначейским облигациям.

Корпоративные слияния конца 1980-х годов и в последующий период довели до конца достижение вертикальной или горизонтальной интеграции и по большей части мало оспаривались федеральным правительством. Доходы инвестора от рынка ценных бумаг (или, точнее, от скорректированного на инфляцию индекса Standard & Poor’s 500

с полной капитализацией дивидендов) находились на самом высоком среднегодовом уровне — 16,7% — в 1950-х годах; в 1960-х они снизились до 5,2%, а в 1970-х составляли минус 1,4%. Эта динамика отражает тот факт, что пиковое значение индекса S&P, достигнутое в 1968 году (само по себе оно едва ли было выше пика 1965 года), в следующий раз будет достигнуто лишь в 1986 году.[895] В 1980-х годах среднегодовые доходы составляли уже 11,6%, в 1990-х — 14,7%, а в 2000-х — минус 3,4%. Рынок ценных бумаг был прибыльным инструментом в 1945–1965 и 1983–2000 годах, однако в 1965–1983 годах и начиная с 2000 года он находился в боковом тренде. Несмотря на 176-процентный рост при Обаме, наиболее значительный при всех президентах после 1945 года, за исключением Клинтона, рынок оставался ниже пика 2000 года.[896]

На «бычьем» рынке при Трампе в 2017–2018 годах индекс S&P 500 лишь на 8,8% превысил пик при Клинтоне.[897]

Волна корпоративных захватов совпала с переходом владения ценными бумагами от индивидуальных инвесторов к институциональным (пенсионным и взаимным фондам), которые в 2000 году контролировали 60% акций крупных корпораций, хотя в 1980 году эта доля составляла 20%.[898] Институциональные инвесторы получают вознаграждение и привлекают клиентов в зависимости от своих показателей эффективности, критерием которой выступает отдача от инвестиций в определённый период времени (обычно в квартальном выражении и в течение одного, трех и пяти лет). По мере роста этих фондов поиск альтернатив существующему набору крупных корпораций для того, чтобы пристроить их деньги, становился всё более затруднительным. Поэтому управляющие фондами переходили от распродажи акций компаний, показывавших недостаточные результаты, к требованиям реформ.