Паучье княжество

– Сон грядёт, глаза смыкая. Засыпать скорей велит. Мягкими руками мамы…

Голос Маришки дрогнул. Она снова смолкла, чувствуя растущий в горле царапающий ком. Но заметив, как замерла Настина спина, сглотнула и заставила себя продолжить.

Маришка даже не пела – так, скорей, говорила, растягивая слова. Но всё же отдалённо это могло бы сойти за колыбельную. Ласковую, неловкую да нескладную – какая и вправду могла бы звучать из уст не слишком изобретательной, но, безусловно, любящей матери.

Какой ни у кого никогда здесь не было.

Ни у кого, кроме Маришки, конечно. И колыбельную эту ещё её маменьке пела няня – ведь маменька у неё красивая чернявая господарочка из дворянок. Она сама Маришке это говорила…

– Сон грядёт, глаза смыкая,Засыпать скорей велит,Мягкими руками мамыЛоконы перебирая,О странах добрых говорит.Ты с ним летишь в края далёкиНа спинах белых журавлей,

А мама гладит твои ноги,И подушки кособокиПахнут свежестью полей…

Слухи

– П-ммм, п-б-п-ги…

Тощие белые руки вцепились ей в горло. Маришка зажмурилась, не желая видеть вблизи существо, что пыталось её разорвать.

– П-б-п-ги…и… – сипело оно. Маришка отбивалась из последних сил, но длинные шарнирные пальцы только глубже впивались в шею. Протыкали кожу, мышцы.

– П-б-мо-ги…и…

Маришка хрипела. И ворот сорочки её тяжелел от крови.

Она распахнула глаза. В паре вершков от лица, почти касаясь губами Маришкиного носа, скалила зубы бритоголовая девочка. Танюша.

«Нет!»

Хлопок, рассёкший воздух, заставил Маришку рывком сесть на кровати. Голова загудела, и она вцепилась пальцами в волосы:

– Всевышние…

Танюшино хищное лицо рассеялось, будто туман. И теперь остекленевшими от ужаса глазами Маришка таращилась в пустоту залитой по-дневному острым светом спальни.

– Пг'оснулась наконец, – голос Насти был бодр, да как-то больно весел. – А я уж собиг'алась тебя будить.

До ушей Маришки донёсся свист, а затем новый хлопок. Она вздрогнула.

И снова хлопок.

– Это что…

– Г’озги, – по губам Насти пробежала тень нервной улыбки.

– Володя?

Подруга кивнула, запрыгивая на подоконник.

– Почему тогда мы здесь?

Настя кинула на соседку сердитый взгляд:

– Хочешь спг'осить, почему он не заложил нас? – вопрос прозвучал едко.

– Хочу спросить, – с нажимом сказала Маришка, – почему порка не прилюдная?

А глаза её тем временем забегали по комнате, то и дело цепляясь за темноту под кроватями. Казалось, её не слишком волновал ответ. Уже нет.

– А она пг'илюдная, – сказала Настя, сдёргивая с волос ленту.

Взгляд Маришки снова метнулся к подружке, притянутый резким движением.

– Пг'осто нам г'азг'ешили остаться. Лежи! – повысила она голос, пресекая попытку подруги подняться. Затем принялась собирать волосы в хвост. – Я сказала, у тебя были ночью сильные женские боли. В доказательство… – ещё громче сказала она, когда у Маришки перекосилось лицо. – В доказательство твои подштанники, – она указала на спинку кровати. – Это я здесь г'азвесила. Там столько кг'ови, что…

– Ты вывесила перед Яковом?!. – Маришка осеклась, шумно вдыхая. Воспоминания о прошедшей ночи тут же вылетели из головы. – О, Всевышние! Да ведь…

– Ты выглядишь хуже упыг'ицы! Столько кг'ови, ты погляди! Я не была увег'ена, что тебе можно вставать с постели в ближайшую неделю, не говог'я уже о сегодняшнем утг'е…

– Да как я буду…

– Да кому какая разница, что там у те…

– С ума сдвинулась?! Как тебе вообще в голову пришло?!

– Считаешь, было бы лучше, поймай он тебя с г'аспог'отой ногой? Это ты, кстати, ступень разломала? Ух, и ругался же Яков… Так лежи же! Выглядишь жуть как! Всем видом ог'ёшь: «Я не в кг'овати ночь пг'овела».

Маришка откинулась на подушку, зарычав от бессилия.

Настя туго перетянула хвост тонкой лентой и подставила лицо ветру из приоткрытого окна. Воздух успел остудить её горящие щёки и шею, прежде чем она нарушила повисшее в спальне молчание:

– Могла бы и поблагодаг'ить.

– За то, что дала новый повод насмешкам?

– За то, что спасла твою шкуг'у от пог'ки!

– А вот этого мы ещё не знаем, – Маришка вновь села на кровати на этот раз, чтобы обуться.

– А ну-ка, – Настя щёлкнула пальцами прямо перед её носом, – ляг обг'атно!

– Мне нужно умыться!

– Ты нас обеих выдашь!

– Не стоило, значит, впрягаться. Или думала, заслужишь прощение? Нет уж, крыса, я тебе этого никогда не забуду!

– Опять за своё?

Но Маришка в её сторону даже и не посмотрела. Вместо этого быстро застегнула туфли, и, встав с кровати, глухо охнула от тупой боли в ноге. Она сделала неуверенный шаг. Затем второй. Ходить было возможно, но до того неприятно…

– Ты хг'омаешь, – бросила ей в спину Настя. – Только слепой не заметит.

– Ой, избавь меня от…

– А вчег'а скакала, будто козочка.