Печать мастера

Мастер — выжил, непременно. Такие, как старик, всегда выживают. Если мастер выжил — он что — нибудь придумает, вытащит их, как всегда…

— От судьбы не уйдешь, если судьба быть рабом им и умрешь…

Пошатываясь, Коста дошел окна — небольшое, почти под потолком, давало мало света — и только волны вокруг, берега не видно… Он отвернулся и на миг ему показалось, что в дальнем углу, он увидел седую белую голову и кончик косы…

Мастер!!!

Вспышка надежды придала Косте сил, и он зашагал, совсем не обращая внимания, куда ступает…

— Куда прешь, мальчишка!

— Осторожнее!

Мастер — жив!

Мастер — выжил, мастер — здесь! Мастер что-нибудь придумает, как всегда… мастер вытащит их… мастер спасет… нужно только подождать…

Коста пробирался вперед, почти ломился, расталкивая стоящих локтями.

— В том углу раненые, мальчик! Все равно сдохнут все, вот их туда и свалили! Оставь их! Не доживут до утра!

Мастер!!! Нашел!!!

Наставник лежал под каким-то мужчиной, на виске и на волосах запеклась черная кровь, без сознания — на лице застыла гримаса боли, но… это был мастер! И он был жив!!!

Коста осторожно попытался сдвинуть того, кто привалился на наставника сверху и тут же одернул руки — тело уже остывало. Спихнув труп в сторону, пыхтя, он вытащил мастера из кучи подхватив подмышки и застонал от бессилия — сил не хватало. Приноровился и сделал ещё один рывок — и ему повезло.

Вытащив Наставника на пол рядом, он присел и дотронулся до щеки, стирая кровь и ощупывая голову — вроде цела, но… коснулся щеки… обжигающе горячая. Мастер — горит! Как печка и пылает! У него жар!

Коста снова потрогал лоб, щеки и похлопал по щекам.

— Очнитесь, мастер, мастер, очнитесь…

Коста проверил грудь — пятно крови на груди оказалось чужим, подхватил за руку, чтобы было удобнее тащить, и когда схватил за другую руку — пальцы ухватили только широкий рукав… черный от крови…

Пустой. Рукав.

Вместе правой руки — ниже локтя, замотанный в кусок бурой тряпки безжизненно висел обрубок.

Коста не заорал.

Он не плакал в подземельях. Не плакал в темнице Блау. Не плакал, когда били. Не плакал, когда тонул… когда «заноза»… когда Таби…. Тоже не плакал. Не плакал…

Но сейчас у него задрожали губы.

«что делать с тем бешеным…доживет пойдет на алтарь… отрубили руку, иначе было не успокоить… много силы… хороший круг… за такую жертву дадут много фениксов, если выживет… хороший товар…»

«… руки — главное достоинство каллиграфа, помни щенок…»

Коста замычал.

— М-м-м-м… — слово «м-м-м-мастер» не выходило, горло свело, звуки проваливались внутрь. — М-м-м… м-м-м-а… м-м-м-а… — Он открывал и закрывал рот, но так и не смог выговорить ни слова.

Губы задрожали ещё сильнее. Он прикусил губу до крови, чтобы сдержаться, и осторожно положил правую руку поверх, погладил Наставника по плечу, аккуратно и тщательно расправил пустой рукав…

…поправил рукав ещё раз… и ещё раз… и ещё раз… и… тихо мыча, заплакал.

***

Сколько он так просидел — на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону, и изредка дотрагиваясь до плеча, чтобы убедиться — ещё теплое, Коста не знал.

Очнулся он рывком, от яркого света — моргнул, сощурившись, когда дверь в трюм резко распахнулась.

— Всем строится! По трое на палубу! Мыться и есть! Кто не сможет выйти останется без еды и воды!

— Шевелитесь! Шевелитесь! Шевелитесь!

Глава 13. Достоинство каллиграфа. Часть 1

Трюм, утро второго дня

Очередь за водой была недлинной — всего десять человек, потому что на весь трюм выдали десять жестяных, погнутых по бокам пиал, которые одновременно были и чашками под воду, и мисками для риса.

Почему всего десять — Коста не понял. Неужели пиратам сложно было своровать ещё хотя бы десяток? Поэтому пили и ели все по очереди.