Печать мастера

В груди ныло, разбитая губа болела, сбитые костяшки пальцев подживали. Коста устроился поудобнее, и прижался к мастеру, привалившись к плечу. И длинно выдохнул.

Этой ночью он крепко уснул первый раз за все время. Под тихий шепот молитвы.

***

Трюм, следующее утро

Очередь к еде продвигалась медленно. Коста зевал, потирая глаза — ночью он несколько раз просыпался и проверял мастера.

— Чего тебе? — буркнул он вниз — “малявка” заняла место рядом и с силой дергала его за штаны. — Нету пока, — показал он пустую миску. — Жди…

“Пигалица” помотала головой и продолжала дергать — раз, два, и даже тащила его в сторону, упираясь.

— Ну, чего тебе? Чего?

Поняв, что Коста повернулся в ее сторону, “малявка” заплясала на месте и почти вприпрыжку побежала в их угол. Коста двинулся следом.

— Без изменений… даст Мара очнется твой отец к вечеру, — шепнула ему мистрис, сидящая рядом. Но “пигалица” упрямо боднула головой и упорно дергала его за штаны, таща прямо к мастеру. И Коста вспомнил, какое занятие придумал вчера малявке, чтобы отстала — важное и нужное — следить, не проснется ли Наставник, и, если проснется — позвать его.

Он отпихнул пигалицу в сторону и сел рядом — мастер дышал тяжело, как обычно, без изменений. Он уже собрался встать, но маленький грязный пальчик ткнул в лицо старика — и легонько пощекотал ресницы — раз, два. Коста замер.

Раз-два. Раз-два.

Ресницы задрожали, и, тяжело моргнув пару раз, Наставник открыл глаза.

***

— Руки… малец… руки…

— …главное достоинство каллиграфа, — закончил Коста, и попытался улыбнуться, но разбитая губа треснула и он слизал кровь. Мастер щурился, пытаясь рассмотреть синяки на лице, заплывший глаз и поцарапанные пальцы.

— Целы, — Коста поднял ладони вверх.

— Та…Таби… здесь?

Коста опустил глаза — “нет”.

— Сколь… ко… — хрипло произнес Мастер, пытаясь приподняться и повернув голову к окну.

— Четыре, — Коста показал четыре пальца.

— Куда… куда везут..

— Аукцион. Аль-джабра. Так говорят, — добавил Коста тихо.

Мастер шумно выдохнул, закрыл глаза и откинул голову назад. И… забился на полу.

Коста кинулся вперед, испугавшись, но понял, что лающие звуки — это смех. Мастер — смеялся. Смеялся так, что почти захлебывался.

— Аль… Аль…джамбра…все повторяется… повторяется… жрица была права… — лающий смех перешел в отрывистый кашель и мастер замолчал.

Через пару мгновений Коста усадил мастера спиной к стене и ждал мгновений десять, когда старик молча смотрел на то, что осталось от правой руки.

— Что ты запомнил, — выдохнул Наставник, встряхнувшись. — За эти четыре дня. Перечисли всё… начинай.

Коста открыл рот и закрыл, не зная с чего начать.

Что самое важное? Что у них теперь есть вода и каша? С того, что мастеру явно следовало учить его не только рисовать, но и драться? Тогда он смог бы хоть что-то противопоставить этим “бугаям”? С того, что он опять потерял контроль, “дурная кровь” опять взяла верх, перед глазами было красно и он почти не помнит, что было? Что на палубе он краем глаза видел очертания береговой линии и гор, и может нарисовать, но не может опознать местность? О том, какие крысы окружают их в трюме, что “мастеровой” сбежал, спасая свою шкуру, но поделился водой? Или о том, что самой глупой тут, и поэтому самой смелой оказалась “пигалица” пяти зим, у которой больна мать, двое оставшихся в живых братьев и шрам от выжженной метки на запястье в виде лепестка “ириса”? Или…начать с “занозы”… с Таби?

Коста вздохнул и решил начать сначала.

— Когда напали на корабль, мистрис — жена капитана держала щит у кормы… потом включили “глушилку” — произнес Коста неуверенно и мастер кивнул, подтверждая. — И… мы прыгнули в воду…

Глава 14. Достоинство каллиграфа. Часть 2

Пограничные территории

Аль-джамбра

Пристань кишела людьми, несмотря на ранний час — их привезли перед рассветом. Серое небо — прозрачное, совсем не такое, как на Севере, вспыхивало редкими звездами. Кромка горизонта алела — день будет жарким. Наставник сказал — тут так всегда, но Коста до сих пор не мог поверить, что есть место, где снега не бывает даже в Канун зимы.

Их выстроили в связки — «двойками», построили попарно, подгоняя по возрасту, и — посчитали.