Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма

Единства времени в растянувшихся на многие годы Бландингских романах нет и быть не может, да и распределить эту нескончаемую сагу по времени – права Н. Трауберг[51]

– невозможно. Время действия в бландингских книгах соотносится у нас, прежде всего, с датой издания, установить же, когда именно происходит действие – в двадцатые годы или в шестидесятые, – очень сложно и вряд ли нужно: время действия в книгах Вудхауса не играет, в сущности, никакой роли. И в этом смысле можно было бы сказать, что, издав за семьдесят лет литературной работы больше ста книг, писал Вудхаус, по существу, одну и ту же книгу. Если и можно определить в Бландингской саге «бег времени», то разве что по главным действующим лицам. Старея, переезжая из Англии в Америку и обратно, меняя жен, профессии и образ жизни, приобретая новые жизненные интересы, герои, хотя и продолжают вести себя в раз и навсегда установленных для них «типажных» рамках, хотя сохраняют, так сказать, родовые черты, – но всё же в изменившихся обстоятельствах меняются. Причем иной раз довольно существенно. Икенхем, пятый граф Икенхемский (он же дядя Фред), в молодости грешил пьянством и собачьими бегами, успел побывать и ковбоем, и репортером, и даже продавцом газировки. Теперь же, когда ему за шестьдесят и он носит графский титул, дядя Фред, подчинившись, как и все вудхаусовские герои, жене, почти безвыездно живет в сельской глуши, «ржавеет в сельском склепе, отстает от жизни». О собачьих бегах и о стаканчике виски с дружками в столичном клубе «Трутни» остается только мечтать. Вот и лорд Эмсворт с возрастом променял интерес к штокрозам и «моему изумительному мху» на любовь к смахивающей на бегемота Императрице и на увлечение научными изысканиями о свиньях, в каковых он «черпает отдохновение уму». В ранних произведениях Бландингского цикла у графа есть дочь, которая потом куда-то подевалась. А его сын, «высокородный» Фредди, в те далекие времена еще толст и ленив, на скачках еще не проигрывает, кормом для собак еще не торгует и «опечаленную овцу» еще не напоминает.

Зато единство места соблюдается в саге неукоснительно. Действие всех «эмсвортских» романов или рассказов, ранних и поздних, более ярких («Дядя Фред в весеннее время», «Положитесь на Псмита») и тех, что послабее («Пеликан», «Время пить коктейли»), ограничивается – за вычетом отдельных вставных лондонских или нью-йоркских эпизодов – Бландингским замком, этим «земном раем», «древней обителью покоя». «Серой, тяжелой, величавой, со множеством бойниц и башен», некогда неприступной цитаделью, где безотлучно, не один десяток лет живет со своей обожаемой Императрицей и дворецким Биджем девятый граф Эмсвортский и где в День открытых дверей Бидж за полкроны демонстрирует гостям замка портретную галерею, янтарную комнату и едва ли не главную достопримечательность Бландингса – стойло самой откормленной и самой премированной свиньи во всей Англии.

Соблюдает Вудхаус и еще одно «единство» – фабульное. Все романы писателя (и не только бландингские, о чем уже не раз шла речь), особенно если читать их подряд, словно бы сливаются в некий водевиль с детективной интригой, где присутствуют одни и те же мотивы. Перехваченные письма и недоразумения с наследством, украденные драгоценности, переодевания и разорванные помолвки, победа сметливых и чудаковатых над властными, прижимистыми и трусоватыми. А также – неимущие, однако неунывающие, решительные и изобретательные герои, которые в награду за оптимизм, решительность и изобретательность становятся по воле случая (назвал же Вудхаус свои книги сказками) миллионерами, миллионеры же в наказание за спесь, алчность и скупость разоряются и торгуют яблоками на нью-йоркских улицах.

Вот почему главное достоинство растянувшихся на десятки лет и на полтора десятка романов и рассказов Бландингского цикла – это не запрограммированная сюжетная чехарда с обязательным хэппи-эндом, а яркие комические типажи. Не менее потешные образцы простительной и даже умилительной эксцентрики, чем Вальтер Шенди и капрал Трим у Стерна, Сэм Уэллер и Джингль у Диккенса или Джордж и Харрис у Джерома. Галантные и невозмутимые прохвосты с моноклями, в безупречных костюмах и в шляпах набекрень. Престарелые лорды, чьи ноги, когда их «грузят» в машину, «обретают сходство со щупальцами спрута». Вечно пьяные лондонские бездельники с глазами креветки, которые «большой ясностью мысли не обладают», однако по воле случая в мгновение ока превращаются в нью-йоркских дельцов, торгующих кормом для собак. Властные аристократки, смахивающие на кухарок, с «подмороженными» лицами и в очках в черепаховой оправе. И секретари с «иссеченными складками, куполообразными лбами», которые компетентны, хладнокровны, упрямы, не склонны к полетам фантазии и никогда ничего не забывают.