Пьем до дна

«Калинор должен быть уничтожен! «Он наконец привел их в ярость. Они ревели, как в далеком прошлом ревела другая толпа: «Carthago delenda est!» [Carthago delenda est, латин. – Карфаген должен быть разрушен! Этими словами Марк Порций Катон заканчивал все свои выступления в римском сенате. – Прим. пер.]

Нет, Нал Сура больше не казался нелепым. Это по-прежнему был толстяк, стоящий на пилоне, тройной подбородок дрожал на его груди, лицо было абсолютно лишено выражения, но нелепым он не был.

Мне следовало помнить, что внутренние качества позволяют человеку править другими людьми, а вовсе не его внешность. Следовало бы помнить некоего напыщенного помпезного крикуна с квадратной челюстью; некоего индивида с подстриженными усиками и прищипленным носом; некоего усатого вежливо улыбающегося вождя, чье слово означало жизнь и смерть для ста пятидесяти миллионов человек.

Нал Сура не поднял руку. Не сделал никакого жеста, который я мог бы заметить. Но орущая толпа неожиданно замолчала, и он снова заговорил, негромко обратился к солдатам, которые неподвижными рядами стояли перед ним.

– Вы слышали глас Народа, солдаты. Вы слышали не мой приказ, а приказ всех ратанитов, приказ Народа. Идите и выполняйте его. Идите и обеспечьте исполнение нашей судьбы. Идите. Уничтожьте Калинор!

– Теперь все решится. – Это заговорил Антил. Я забыл о нем, забыл, что я не суранит, глядящий, как мой народ направляют в священный крестовый поход. – Ты обвинил меня в попытке убить ра Налину. Я не пытался убить ее, но хотел взять в заложницы, надеясь предотвратить то, что ты видел.

– Ты бы не остановил это, – ответил я. – Ничто не остановит этого человека, когда он решил действовать.

– Мы можем попробовать, – возразил он. – Хьюла, ты и я еще можем попробовать спасти наши народы. Я могу спасти тафетов, а ты…

Он замолчал. Стоял и пристально всматривался в экран.

– И я?

– И ты¸– Антил закончил фразу, – можешь попытаться спасти своих людей. Потому что, Хьюла, друг мой, если тафеты будут уничтожены, не будет надежды у Верхнего Мира. Вообще никакой надежды.

– О чем ты говоришь? – воскликнул я. – Какая связь между тафетами и моим народом? Какое мы вообще имеет отношение к тому, что здесь происходит?

Антил как-то странно посмотрел на меня.

– Ты действительно хочешь узнать, друг мой?

– Да. Да, конечно! – Я схватил его за руку. – Расскажи мне!

– Расскажи ему, Антил, – выдохнула Лииалии. – Расскажи, против чего сражаются тафеты.

– Нет! – Дрожь пробежала по телу суранита, я чувствовал ее под рукой и слышал его голос. Он с необычным напряжением следил за тем, что происходит на площади, как отряды солдат проходят перед платформой, а Нал жестом над головой благословляет их. – Нет. Я ему покажу.

Площадь исчезла с экрана. Я смотрел на другую сцену – на гигантскую пещеру с черными гладкими блестящими стенами; по одной стене на высоте в пятьдесят футов над полом, уставленном механизмами, проходит галерея. Я узнал ее: это пещера в Восточной Стене Мернии, в которой я видел мертвые тела людей.

Они больше не были мертвыми, эти люди. Они стояли, десятки за десятками, возвышаясь над крошечными суранитами, что-то делавшими с ними. Я назвал их людьми? Да, по ферме это люди, но они живые трупы, оживленные кадавры, тела мужчин и женщин, давно утонувших, тела у них большие, разбухшие, тяжелые, лица пустые, глаза не остекленевшие, не слепые, но не видящие то, что перед ними, не помнящие то, что им запрещено помнить.

– Ты слышал Нала, Хьюла, – сказал Антил. – Знаешь ли ты теперь то, что он назвал судьбой Народа?

Я, с тошнотой и ужасом, снова увидел площадь. За несколько прошедших моментов здесь произошло изменение. Толпа превратилась в море поднятых лиц. Солдаты повернулись на восток, они снимали с поясов кореты, извлекали оружие с расширяющимся стволом из кобуры. Нал, ратаниты – все смотрели на восток. Где-то тревожно завыла сирена.

– Да, Антил, – сказал я. – Теперь я знаю. Они хотят вторгнуться в Верхний Мир. Эти…эти существа пойдут перед ними, поведут их. И только тафеты мешают вторжения. Но почему?

Он не ответил. Он пригнулся, все его душа сосредоточилась на сцене на экране. Но он смотрел не на площадь. Он тоже смотрел на восток.

Сквозь вой сирены я услышал далекий шелест, как предвестник урагана в пальмовых листьях. Но в Мернии нет пальм, нет деревьев…

– Антил, – трепетно произнесла Лииалии. – Антил! Что это за звук?

Не знаю, ответил он или нет. Меня все еще тошнило от того, что я увидел в пещере. Я увидел своеобразный радужный блеск вдоль далекого горизонта, как первые отблески рассвета над водным простором. Облако поднялось над этой далекой загадкой, его белизна сверкала миллионами разнообразных оттенков солнечного света. Это облако на крыльях тайфуна неслось к Ташне, и его шум теперь заглушал вой сирены.