Роман Константинович сидел в огромном кресле и, нацепив на нос пенсне, читал газету. Увидев Илико, он отложил чтиво и, сняв очки, устало потер глаза.
– Ты просто не хочешь меня видеть… – выдохнул Илико, остановившись на пороге комнаты.
– Здравствуй, Илюша, – спокойно сказал Дегтярев. – Проходи, раз пришел. Присаживайся. Хотел тебе все сказать, когда подготовят документы, но раз уж ты тут… – Илико послушно сел на соседнее кресло и внимательно посмотрел на Дегтярева. – Я разрываю наш договор, Илюша, – начал тот. – И причина в том, что я больше не могу смотреть на то, как ты скатываешься вниз. Я пытался помочь тебе, потому что ты стал мне очень близок и нас с тобой многое связывает. Но деньги есть деньги. Они не терпят жалости, и им плевать на чувства людей. Я деловой человек. Заметь, в первую очередь деловой, а уже потом человек. Именно поэтому сейчас мои адвокаты готовят документы. Но не волнуйся, я не выброшу тебя, как использованный платок. Я выпишу тебе приличный чек за неустойку. Теперь ты говори, с чем пришел. Ведь ты кричал в коридоре, что у тебя ко мне дело.
– Ах, да… – очнулся ошарашенный известием Илико. – Тебе бы к врачу обратится, Рома. Я боюсь, что мог заразить тебя болезнью, – выдохнул он.
– Не волнуйся, Илюша. Я был у врача, как только мы вернулись из Венеции. Я здоров. Так что ты эту радость нашел уже тут, в Париже, – улыбнулся Дегтярев.
Через неделю Илико получил с нарочным толстый пакет от Дегтярева, но даже не стал смотреть бумаги. Проблемы в театре его теперь волновали больше.
Он танцевал на сцене как бог. Выкладывался по полной. Выжимал себя, как лимон, до тонкой корки. В танце он чувствовал себя прежним, живым и счастливым, но как только репетиция заканчивалась и режиссер просил артистов освободить сцену, на Илико наваливалась смертельная усталость. Он, с трудом переставляя ноги и держась за стену, добредал до своей гримерной и тут же вдыхал в себя порцию порошка.
– Господин Чантурия, – сказал ему директор театра, пригласив как-то в кабинет. – Членов правления очень беспокоит ваше состояние.
– Я танцую так, как никогда не танцевал, вы же видите! – возмутился Илико.
– Знаю. Я вчера сам с восхищением наблюдал ваш танец. Но… Вы больны, господин Чантурия, и мы хотим предложить вам поехать на лечение, ну скажем, на один сезон. Театр оставит за вами жалование, – улыбнулся директор.
– А кто будет танцевать главные партии? – насторожился Илико.
– Ганс Гессен, – ответил директор. – Его рекомендовал господин Дегтярев, и мы выписали Ганса из Вены.
– Роман Константинович? – вскинул брови Илико и добавил: – Но если я уеду, меня могут забыть зрители. И потом, танец – это моя жизнь. Я просто не вижу смысла все бросать!
– Вы подлечитесь, чтобы потом с новыми силами… – начал директор, но Илико перебил его:
– Позвольте мне выступить на премьере! Умоляю! – воскликнул Илико и, вскочив со стула, кинулся к директору. – Я умру без танца! Обещаю, что я станцую так, что этого никто не забудет!
После этого разговора он стал принимать удвоенную дозу порошка, чтобы не чувствовать усталости.
Наступил день премьеры. Илико уже принял дневную порцию «лекарства» и теперь чувствовал себя почти хорошо. Подводило волнение. Оно скреблось в груди тонкими коготками и сжимало мягкими лапами желудок. Чтобы унять эти ощущения, Илико достал из кармана халата маленький бумажный конвертик и вдохнул еще одну порцию.
– Господин Чантурия. Оркестр готов. Ждем-с вас на сцене, – сунул в дверь голову распорядитель.
– Да-да… уже иду, – ответил ему Илико, поднимаясь. Он скинул с плеч халат, оставшись в трико, надел короткий парчовый пиджак с блестками и, бросив взгляд на лежащую на столе бумажку, быстро втянул в себя остатки порошка.
Сцена была погружена в полумрак, который рассеивали лишь прожекторы, установленные над декорациями. Артисты, задействованные в этом акте, уже стояли на исходных позициях, и от зрителей их закрывал лишь тяжелый красный занавес.
Заиграла увертюра, Илико быстро прошел в центр сцены и встал в начальную позицию. И тут случилось странное. От темных декорации в его сторону поползли длинные тени. Они тянули к нему острые когти, проникая ими в его тело. Тьма медленно окружала его, просачиваясь внутрь и заполняя Илико. Она сжимала его горло снаружи и рвала сердце изнутри. Илико не хватало воздуха, а боль становилась настолько сильной, что хотелось кричать, но голоса не было.
Несколько секунд Илико стоял на сцене, бледный как полотно, держа руку возле груди, потом громко выдохнул и в тот самый момент, когда занавес поднялся, как подкошенный упал на пол.
========== Глава 18 ==========
Время остановилось. Он лежал на мягкой поверхности склизкой и вязкой жижи, которая медленно засасывала его. Илико смотрел вверх, в темноту, и ждал, когда совсем утонет в этом болоте. Когда на поверхности осталось только его лицо, в темном своде над ним появилась тонкая щель, через которую проник тонкий лучик света.
– Илико! Илико-о-о… – услышал он тоненький голосок. – Выходи!
– Нельзя все время проказничать, Илико! Постарайся хоть один день вести себя хорошо!