Читаем Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов полностью

Итак, на основании воспроизведенного Кабановой свидетельства нельзя определенно судить, от кого Сахаров получил рукопись и куда отправил копии. Ясно только, что рукопись копировал дважды и два микрофильма отправил за границу.

В общей сложности три микрофильма попали «на Запад» до 1979 года. Четвертый привезла Циглер.

Сказанному Войновичем и Боннэр это отчасти противоречит. Однако теперь можно — гипотетически — объяснить, почему за границей оказались копии неидентичных рукописей.

Допустимо, что экземпляр романа передал Сахарову кто-либо из его знакомых диссидентов, на этот раз выполнявших поручение КГБ. Вербовка лиц из окружения главных фигурантов — традиционный прием оперативной работы.

Также нельзя исключить, что два микрофильма были отправлены Сахаровым в посевовские издания. Они тогда весьма популярны среди диссидентов.

Ясно в данном случае лишь то, что к Сахарову могла попасть рукопись, на которой нет посвящения. Иначе бы заграничный издатель о нем знал.

Еще более вероятно, что это и была рукопись без титульного листа. Отсюда и путаница с заглавиями. Две копии, сделанные Сахаровым и Твердохлебовым, могли попасть попали за границу даже раньше, нежели Войнович отправил микрофильм, который изготовил самостоятельно.

Вполне допустимо, что сотрудник КГБ, передавший агенту рукопись для копирования, перепутал светло-коричневые папки. Они же одинаковые.

Но и другую версию нельзя исключить. Вернемся к сказанному Дмитриевичем — о загадочном происхождении второго микрофильма. Как утверждают Маддалена и Тоско, швейцарский издатель допускал, что эти «материалы были взяты из архивов КГБ».

Среди материалов, переданных из архива ФСБ РФ, нет микрофильмов. Зато есть распечатки пленок — фотокопии рукописей Гроссмана.

Нет оснований полагать, что Гроссман до обыска фотографировал рукописи и распечатывал негативы. Их бы тоже изъяли сотрудники КГБ, и это было бы отражено в соответствующем протоколе. А поскольку там нет сведений о фотопленках, постольку вероятно, что и распечатки — материалы, отложившиеся в фонде.

Похоже, это распечатки микрофильмов, отправленных за границу. Возможно, не всех, и пока нет возможности установить, сколько же их было в комплексе материалов, относившихся к оперативным разработкам. Сопроводительные документы остались в архиве ФСБ РФ.

Вероятно, распечатки — контрольные экземпляры, сохраненные для отчетности. Как, например, публикации статей о Гроссмане. Вряд ли найдется другое объяснение, не противоречащее здравому смыслу.

Разумеется, оно противоречит рассказам мемуаристов про отправку фотокопий рукописи за границу. Однако эти свидетельства не соответствуют документированным сведениям о публикациях романа.

Выходит, рукописи отправляли не только Войнович и Сахаров, еще и КГБ дублировал отправку. Надо полагать, в «Посев» и «Грани». Обычный канал.

Похоже, сотрудники КГБ не предвидели, что Войнович обратится к Максимову. Друзьями они уже не были. В 1975 году «Континент» — новое издание. О нем и во Франции не все эмигранты знали. Ну а «Посев» и «Грани» — журналы давно известные. Логично было б гроссмановскую рукопись туда отправить.

Можно предположить, что сначала в КГБ для отправки за границу копировали рукопись без титульного листа, а потом, когда оплошность обнаружили, взяли другую, где он есть, однако нет посвящения. В этом порядке микрофильмы и попадали в издательские организации. Такая гипотеза тоже многое объясняет. Но все равно нет полной ясности.

Если верна хоть одна из наших версий, понятно, в силу каких причин Боннэр так резко прервала рассказ академика. К тому времени догадалась уже: она и муж были в чужую интригу вовлечены. И не Войновичем.

Об интриге, надо полагать, догадался и Войнович. Потому и письмо отправил жене Сахарова, позже воспроизведенное в автобиографическом романе. Общую версию предложил.

Можно допустить, что договорились недавние диссиденты не упоминать события, объяснять которые трудно. В таком случае понятно: не за свои репутации опасались.

Репутациям Войновича, Сахарова и Боннэр ничего и не грозило. Дело обычное: КГБ использовал диссидентов, не ставя их в известность. Как говорится, «играл втемную».

Мы, в отличие от Сарнова, не утверждаем, что нам в точности известно, «как это было». Да и ныне вряд ли кто-либо такими знаниями располагает.

Пока нет возможности точно описать последовательность событий. Не хватает материалов, необходимых для выявления всех участников. Понятно только, что именно так быть не могло, как Войнович и Боннэр рассказали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия