Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов

Итого — не менее полугода ударного труда. А редакция «Книжной палаты» успела за четыре месяца.

Ну, допустим, совершила невозможное. Тут главное — результат. Его и рассмотрим.

Доказывая, что второе книжное издание было текстологически корректным, Сарнов пространно цитировал статью «От издательства». Приведем эти цитаты и мы. Так, публикаторы утверждали: «Дело в том, что в машинописную рукопись беловика Вас. Гроссман внес некоторые поправки, но, как показывает анализ текстов, не успел сличить его с черновиком и многочисленные ошибки машинисток исправлял не по оригиналу, а по новому разумению, к тому же далеко не все из них заметил, особенно в тех случаях, когда они не искажали впрямую смысла».

Рассуждения эти выглядят странно. Допустим, предоставленная Липкиным рукопись и сохраненная Лободой — «беловик» и «черновик». Так все равно, никакой «анализ текстов» не показал бы, что автор «не успел сличить» их. Если только Гроссман сам не сообщил где-нибудь на полях, что отказался от сверки из-за нехватки времени. Однако сведений подобного рода нет в статье «От издательства».

Значит, сказанное про «анализ текстов» и «не успел сличить» — домысел. Публикаторы не объяснили, куда Гроссман торопился настолько, что решил пренебречь сверкой рукописей. Читатели должны верить на слово.

Сказанное про «новое разумение» тоже странно. Гроссман к 1960 году — профессиональный литератор с четвертьвековым стажем, но, если верить статье «От издательства», он в испещренный правкой тысячестраничный «черновик» заглядывать не стал, а сразу принялся исправлять «ошибки машинисток» в «беловике» не меньшего объема. Это вне здравого смысла. И никаких доказательств, что было именно так.

Кстати, авторы статьи «От издательства» весьма противоречиво характеризуют авторскую правку, внесенную «по новому разумению». С одной стороны, «ошибки машинисток» — «многочисленные». А с другой — указано, что Гроссман «далеко не все из них заметил».

Про «заметил» — опять домысел. В таких случаях принято лишь констатировать, что не все ошибки исправлены. Ко всему прочему, еще и нельзя уяснить, какие же «не искажали впрямую смысл». Примеры не приведены.

Далее в статье характеризуются методы, использованные для подготовки издания. Публикаторы сообщили, что намеревались «в наибольшей мере приблизиться к пониманию авторской воли».

Весьма похвальное намерение. Даже вполне реализуемое: в рукописях и выражена пресловутая «авторская воля». Только сверив, их можно «приблизиться к пониманию». Вроде бы ясно, что делать.

Но оказывается, поначалу были сомнения. Методологического характера. Потом их отвергли: «Стало ясно, что наибольшего приближения можно достичь только путем тщательного, дословного, „дознакового“ сличения и сопоставления двух рукописей и принятия наиболее адекватных решений в каждом случае текстуальных расхождений».

Значит, пусть и не сразу, а все-таки решили публикаторы сверить рукописи. Далее же сообщается: «Авторская правка беловика учитывалась безоговорочно, если только она не была вызвана грубой ошибкой машинистки».

Отсюда с необходимостью следует, что «правка беловика» не учтена в тех случаях, когда она, по мнению публикаторов, «была вызвана грубой ошибкой машинистки». Как такое понимать — загадка. Примеры не приведены. Следовательно, доказательств опять нет, и читатель вновь должен верить на слово.

Характерно, что в статье «От издательства» нет сведений о количестве «текстуальных расхождений» в «беловике» и «черновике». Как будто это не имело значения.

Далее авторы статьи обозначили, что намерены перейти к аргументации. Объяснить, например, какие ошибки допущены предшественниками: «Выше уже говорилось о сложности задачи, перед которой были поставлены редакторы швейцарского издания. Решая эту задачу, они вынуждены были догадываться, что скрывается за тем или иным непропечатавшимся словом, что часто вело к невольной подмене его другим, более или менее подходящим, приблизительным».

Если верить статье «От издательства», авторы ее работали принципиально иначе. Акцентируется, что, по их мнению, почти каждое слово романа «несет в себе глубинный, проникающий в корневые основы духа и бытия смысл, заставляющий читателя думать и постигать. Можно было бы привести много примеров вышесказанного, но, поскольку это скорее задача литературоведения, ограничимся двумя примерами».

Странная аргументация. Значит, важно «почти каждое слово», разночтения «многочисленны», но при этом для характеристики их довольно и двух примеров.

Начнем с первого. Публикаторами отмечено, что в «главе 60-й, ч. III до сих пор печаталось: „Сталинград стал символом будущего“. На привычном для читателя слове до такой степени не задерживалось сознание, что, кажется, даже ни у одного из профессионалов не возникла мысль о бессмысленности его. На самом деле у Вас. Гроссмана фраза звучит так: „Сталинград стал сигналом будущего“».