Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов

Впереди — северный лагерь. Советский. Причина вроде бы формальная — проверка. Офицеры МГБ выясняют, не сотрудничал ли с противником кто-либо из вернувшихся на родину. А пока идет выяснение, недавние узники Маутхаузена отправлены на лесоповал, как осужденные. Без вины. Только потому, что они бесправны. Даровая рабочая сила.

Холод, лишения, болезни, травмы. И не все доживут до нового освобождения.

Даже в 1946 году, когда герой выйдет на свободу, его злоключения не закончатся. Формально он уравнен в правах с демобилизованными военнослужащими, а реально дискриминация бывших пленных — негласная государственная установка сталинской эпохи. Правда, финал романа вполне оптимистичен, справедливость торжествует. Но это лишь дань советской литературной традиции.

Стоит подчеркнуть: роман «Люди остаются людьми» печатался в два приема — с шестимесячным интервалом. И вовсе не потому, что к началу публикации был не завершен. Автор завершил работу до предоставления рукописи журналу.

Полевой санкционировал подготовку романа Пиляра к печати лишь после оглушительного успеха солженицынской повести в «Новом мире». Однако в 1963 году уже заканчивался очередной этап кампании «разоблачения культа личности Сталина». Постепенно Суслов возвращал позиции, утраченные после XXII съезда КПСС.

Вот почему в августе 1963 года публикацию романа «Люди остаются людьми» Полевой вынужден был прекратить. Это оказалось уже слишком рискованно — под «лагерную» тематику отвести половину ежегодных номеров журнала.

Шесть месяцев пришлось выждать, прежде чем публикацию возобновить. А иначе главреду «Юности» инкриминировали бы стремление превратить молодежное издание в приснопамятный журнал «Каторга и ссылка». Шутку эту не Твардовский придумал, она после XX съезда партии стала расхожей. Чтобы «лагерная» тема не воспринималась как дежурная, Полевой мог планировать выпуск номеров с главами «Крутого маршрута» не ранее следующего года.

В октябре 1964 года сменилось политическое руководство страны. Лидером партии стал Брежнев.

Это подразумевало возможность изменения литературной политики, что понимали многие литераторы. Например, Чуковский 21 ноября 1964 года записал в дневнике: «Так как, свергнув Хрущева, правительство пребывает в молчании — и обыватели не знают, под каким гарниром их будут вести „по ленинскому пути“, — сочиняется множество эпиграмм, песен, стишков»[75].

Вскоре суть изменений была обозначена. Хрущева официально дискредитировали в печати, значит, неуместной стала и кампания «разоблачения культа личности».

С пропагандистской точки зрения это было целесообразно. Новый государственный праздник — День Победы — символизировал единство народа, победившего в Великой Отечественной войне. Значит, Сталина, Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР, не следовало наделять статусом персонификации зла.

Тема «нарушений законности в годы культа личности Сталина» утратила актуальность, когда началась подготовка к празднованию Дня Победы 9 мая 1965 года. Не было у Полевого тогда никакой возможности опубликовать «Крутой маршрут». Однако главред «Юности» все еще не отказал Гинзбург. Надо полагать, ждал, надеялся.

Потому сотрудники редакции «много обнадеживали» автора «Крутого маршрута». Не лукавили, а рассуждали, сообразно планам главреда. Вот Гинзбург и не беспокоило, что постоянно откладывается публикация рукописи, уже прошедшей этап редактуры.

Но вновь подчеркнем: согласно письму директора ЦПА ИМЛ рукопись «Крутого маршрута» уже хранилась там в январе 1966 года. А Гинзбург, по ее словам, узнала о новом решении главреда «Юности» почти десять месяцев спустя.

Допустимо, что ошиблась в сроках. Если и так, ошибка непринципиальна. Месяц, два или даже три — от этого не меняется ничего. Важно, что Полевой вдруг решил не публиковать рукопись, уже прошедшую редактуру, и распорядился передать ее ЦПА ИМЛ, а Гинзбург о новом решении главреда не сообщали. И то и другое — не случайность.

Значит, два вопроса уместны. Первый — в силу каких причин главред «Юности», изначально санкционировавший подготовку «Крутого маршрута» к печати, распорядился все же передать рукопись ЦПА ИМЛ. Второй, соответственно, почему ни Полевой, ни его сотрудники долго не сообщали Гинзбург о новом решении.

Ответы на оба вопроса подсказывает литературно-политический контекст. 12 января 1966 года, как уже отмечено выше, газета «Известия» напечатала статью Еремина «Перевертыши». Шла подготовка к судебному процессу, который должен был завершить «дело Синявского и Даниэля».

Поворот интриги

Допустимо, что Полевой гораздо раньше получил сведения об аресте Синявского и Даниэля. Ну а 5 декабря 1965 года — несанкционированный митинг на Пушкинской площади, о чем знали все московские литераторы.

Политическая ситуация менялась. Вот Полевой и решил «посоветоваться» в соответствующем отделе ЦК партии. Обычный прием. Туда за «советами» обращались все главреды столичных изданий, что уже отмечалось выше.

Главред «Юности» получил совет вскоре. И в январе 1966 года рукопись Гинзбург была уже в ЦПА ИМЛ.