Читаем Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов полностью

Оставить инцидент без внимания Суслов тоже не мог. Если в 1957 году о посевовском издании романа Дудинцева мало кто знал из советских литераторов, то десять лет спустя «тамиздат» распространялся достаточно широко и быстро. Требовалось упредить реакцию иностранных журналистов на отсутствие санкций по отношению к автору «Крутого маршрута». Дальше — интрига КГБ. Сотрудники этого учреждения и вели работу с иностранцами, готовыми оказать помощь СССР. Не так уж мало было сочувствовавших, особенно среди европейских интеллектуалов. Итог — выпущенная издательством «Мондадори» книга и цитированная выше статья в газете итальянской компартии.

Если судить по этим публикациям, так «Посевом» словно бы и не печаталась «Хроника времен культа личности». Получилось, что некто, чуть ли не выкрав откуда-то гинзбурговскую черновую рукопись, передал ее издательству «Мондадори». Вот и появилась книга, в дальнейшем переиздававшаяся тоже без согласия автора.

Таким образом Суслов и объяснил иностранным журналистам, почему советское партийное руководство, санкционировавшее осуждение Синявского и Даниэля, игнорировало заграничные издания «Крутого маршрута». Получилось, что Гинзбург винить не в чем. Только издательство «Мондадори» виновато, да неизвестный злоумышленник, чуть ли не выкравший рукопись.

Нет оснований сомневаться: Гинзбург понимала, в какую интригу вовлечена. Потому и позволила итальянским журналистам-коммунистам взять интервью, разумеется, изначально санкционированное в Москве. Точно ли воспроизвели интервьюеры услышанное — теперь не проверить. Зато бесспорно: откажись Гинзбург от участия в сусловской интриге, поставила бы под угрозу писательскую карьеру Аксенова. Так что у матери не было выбора. Опять же, она не повредила никому.

Покладистость была оценена. В марте 1968 года журнал «Юность» опубликовал сатирическую повесть Аксенова «Затоваренная бочкотара»[78].

Как известно, эта повесть-гротеск, где высмеивались пропагандистские стереотипы, вызвала множество нареканий. Автору инкриминировали безыдейность, даже «искажение советской действительности».

Повесть не переиздавалась в СССР. Но аксеновская публикация весной 1968 года — своего рода сигнал иностранным журналистам: нет претензий к автору «Крутого маршрута» и ее сыну.

Кстати, в послесловии к полному изданию «Крутого маршрута» Гинзбург уже не сообщала о своей обиде на издательство «Мондадори». Правда, не упомянула и посевовскую инициативу. Оспорить прежнюю версию не было еще возможности.

Ну а Суслов после неудавшейся интриги начал подготовку другой. Аналогичной. При этом в советской периодике не прекращались нападки на журнал Твардовского.

Двойной удар

Споры о новомирских публикациях были уже давно за пределами собственно литературной полемики. Твардовского как главреда откровенно травили, что подразумевало так называемые «оргвыводы».

Это отмечал в цитированной выше книге и Турков, биограф Твардовского. Ссылался на материалы ЦК партии, утверждая, что «в мае 1968 года по докладу отделов культуры и пропаганды было поручено обсудить вопрос о руководстве журнала, „имея в виду новые кандидатуры на пост главного редактора и его заместителей“»[79].

Редакции срочно нужны были контрмеры. И Твардовский, согласно Туркову, позвонил «и написал аж „самому“. Брежнев откликнулся, позвонил, был любезен и доброжелателен (давно, мол, хотел встретиться). Пообещал вскоре принять».

Звонил Твардовский, разумеется, в приемную Брежнева. Туда и письмо отправил, вновь минуя Суслова. Имел право — по официальному статусу и в силу личного отношения лидера партии к автору «Василия Теркина».

В редакции ждали результата, опасность была все ближе. Соответственно, Турков отметил: «Но грянула августовская „страшная десятидневка“, и обещанная встреча так и не состоялась».

Речь шла об августовском вторжении советских войск в Чехословакию. Твардовскому надлежало одобрить решение партийного руководства, он медлил.

Но и после такой демонстрации строптивый главред сохранил пост. Вопреки сусловским усилиям, Брежнев не санкционировал отстранение Твардовского от должности.

Очередной удар нанесен весной 1969 года. В оглавлении семьдесят второго номера посевовского журнала «Грани» указано: «Владимир Войнович — Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Роман-анекдот в пяти частях. Часть первая»[80].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия