Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов

О «Метрополе» немало рассказывал Аксенов — в интервью, статьях, книгах, документальных фильмах. После его смерти в 2009 году журналисты и литературоведы не раз обсуждали историю альманаха. Однако за рамками обсуждения неизменно оставался вопрос о том, с какой стати решили инициаторы, что им разрешат бесцензурное издание.

Ясности не добавили и мемуаристы. Например, Попов.

О «старшем прославленном друге» своего товарища по «Метрополю» он — вместе с А. А. Кабаковым — подготовил книгу воспоминаний. Выпустило ее в 2011 году московское издательство «АСТ».

На момент подготовки издания более тридцати лет минуло с разгрома «Метрополя». Ерофеевский «старший прославленный друг» был уже признан чуть ли не классиком русской литературы XX века, потому в заглавии мемуарной книги — лишь фамилия ее героя. Без пояснений: «Аксенов»[132]

.

Композиционно эта книга — последовательность диалогов Попова и Кабакова. Писатели беседовали о детстве заглавного героя, литературной карьере, в общем, создавали некое подобие биографии. Весьма пространная глава отведена истории «Метрополя»[133].

Однако и там не объяснено, с какой стати решил Аксенов, что бесцензурный альманах удастся опубликовать в СССР. Сказано лишь о мотивации участников дерзкой затеи. Она характеризуется подробно: «В принципе „МетрОполь“ не был подпольной акцией, а это была последняя попытка договориться с властями, как это удалось художникам-авангардистам в результате знаменитой „Бульдозерной выставки“ — после нее их определили в гетто на улице Малой Грузинской, где они под надзором ГБ, разумеется, выставляли свои работы и как-то более или менее существовали. Шум и у нас вышел на весь мир, но чаемого результата мы, следует признать, не добились. Целью этой акции, как это ни странно сейчас звучит, да еще и из моих уст, действительно было расширение рамок, извини меня, советской литературы».

Вот и опять упомянута «знаменитая „Бульдозерная выставка“». Образец.

Но, подчеркнем, «художники-авангардисты» не пытались «договориться с властями». Осознавали бесперспективность таких попыток. А потому сознательно провоцировали международный скандал — в условиях «разрядки». Он и обусловил решение функционеров предоставить скандалистам «гетто на улице Малой Грузинской», дабы минимизировать имиджевый ущерб советского правительства.

«Метропольские» организаторы рассуждали о «расширении рамок». И, что важно, «попытке договориться». Но утверждали, что образец — «бульдозерный».

Противоречие тут налицо. Если собирались «договориться», то скандал не прогнозировался, а коль скоро за образец взята «бульдозерная выставка», так скандалить и намеревались. Оба плана нельзя было бы реализовать одновременно. Можно лишь последовательно.

Значит, уместны два вопроса. Первый — когда же собирались «договориться», с кем и на каких условиях. Второй, соответственно, почему изменился план.

Реальность и формальности

Согласно воспоминаниям Ерофеева, работали «метропольские организаторы» быстро. И дружно: «В течение 1978 года собрали „толстый“ альманах, в нем участвовало более двадцати человек, случайных не было…»

Имелось в виду не только дарование каждого из участников. Своего рода селекция завершилась: «Кое-кто забрал рукопись назад. Юрий Трифонов объяснил это тем, что ему лучше бороться с цензурой своими книгами; Булат Окуджава — что он единственный среди нас член партии».

Суждения Трифонова и Окуджавы обозначали степень опасности затеи. Участники намеревались «бороться с цензурой». Потому Ерофеев и отметил: «Составляли „МетрОполь“ в однокомнатной квартире на Красноармейской, раньше принадлежавшей уже покойной тогда Евгении Семеновне Гинзбург, автору „Крутого маршрута“. Есть символика в выборе места».

Символика тут сама собой подразумевалась, что Ерофеев постоянно акцентировал. По его словам, когда в дверь звонил Высоцкий, то «на вопрос „кто там?“ отзывался: „Здесь делают фальшивые деньги?“ Мы хохотали, понимая, что получим за свое дело по зубам…».

Понимали, но, согласно Ерофееву, от «дела» не отказывались. Круг единомышленников ширился: «У „МетрОполя“ было много помощников. Они помогали нам клеить страницы, считывать корректуру. Объем альманаха около 40 печатных листов. Стало быть, нужно было наклеить на ватман около 12 000 машинописных страниц, учитывая 12 экземпляров. Как выглядел альманах в его „первом“ издании? На ватманскую бумагу наклеивались по четыре машинописных страницы».

Речь шла о макете альманаха. Его разработали известные театральные художники — Д. Л. Боровский и Б. А. Месерер.

Макет должен был получиться увесистым. Не менее тридцати килограммов.

Основная идея бесцензурного издания была выражена в названии. Согласно Ерофееву, оно придумано Аксеновым: «„МетрОполь“ — это литературный процесс здесь, в метрополии».

Вот только опять нельзя уяснить, на что Аксенов рассчитывал. Непонятно, какое издательство согласилось бы принять макет издания без согласования с цензурными инстанциями.