В этом сюжете не все ясно. Сам же Ерофеев рассказывал о солидном размере и немалом весе каждого макета — в одиночку не унести. А ведь предстояло два экземпляра незаметно
передать иностранцам. Не из простых задача, непросто и найти таких «знакомых», чтобы они «с огромным риском для себя взялись вывезти альманах за границу».Следовательно, «метропольские» организаторы предвидели реакцию ССП. И участие КГБ тоже. Были настолько «предусмотрительны», что подготовили отправку альманаха не после «скандала», а до
.Пару макетов спрятали, выбрали подходящих «знакомых», сумели, не привлекая внимания КГБ, встретиться с ними, договориться и передать то, что предстояло вывезти из СССР. Тут самое интересное — подробности. Ерофеев тогда воздержался от них.
Судя по цитируемой статье, «метропольцы» полагали, что до исключения из ССП дело не дойдет. Но указано: когда Ерофеев и Попов уехали из Москвы, их все же исключили — заочно.
Обошлось без вызовов на какие-либо заседания. Принято было постановление: «Учитывая, что произведения литераторов Е. Попова и В. Ерофеева получили единодушно отрицательную оценку на активе Московской писательской организации, секретариат правления СП РСФСР отзывает свое решение о приеме Е. Попова и В. Ерофеева в члены Союза писателей СССР…»
Уловка неуклюжая. По словам Ерофеева, «начальство стало разрабатывать версию, будто мы никогда и не были приняты в Союз, стараясь все запутать. Мы с Поповым явились к Кузнецову узнать, за что нас исключили. „Вас никто не исключал, мы просто отозвали свое решение“. — „Но в уставе нет такого положения!“ Тогда он достал устав и прочитал нам, что советский писатель должен участвовать в коммунистическом строительстве. Мы что-то возразили. Кузнецов воскликнул: „Вы еще о правах человека заговорите!“».
Да, о «правах человека» рассуждать было б небезопасно. Это тема пресловутых «голосов». Кузнецов иронизировал, но в подтексте — угроза. Акция «метропольцев» уже признана тогда «идеологической диверсией». Последствия в таком случае подразумевались.
Неудавшийся компромисс
Формально литературные функционеры действовали вопреки правилам. Но взыскивать за нарушение было некому.
Жалобы в секретариат ССП или ЦК партии не имели смысла. Там уже все решили. И Ерофеев акцентировал, что исключение — «литературная смерть. Кого исключали, того уже никогда не печатали. Мы с Поповым в один миг оказались диссидентами. Замечательная бандитская логика — ударить по молодым, чтобы запугать и разобщить всех. Наши товарищи — Аксенов, Битов, Искандер, Лиснянская, Липкин — написали письмо протеста: если нас не восстановят, они все выйдут из Союза. Такое же письмо послала и Ахмадулина. Об этом не замедлил сообщить „Голос Америки“. Страсти накалились».
Выбранный «секретариатом правления СП РСФСР» вариант и впрямь казался странным. Не следовало откуда-либо, что лишь Ерофеев и Попов заслуживают исключения, а не все прочие «метропольцы», состоявшие в той же организации.
Логика тут и впрямь «бандитская». Потому упомянутые Ерофеевым знаменитости сочли нужным вступиться за исключенных коллег. И, что важно, публично. О «письме протеста», отправленном руководству ССП, узнали иностранцы. Понятно, что от «метропольцев» же.
Огласка и выручала. Иностранные коллеги тоже поддержали. Ерофеев не без торжества отметил: «12 августа 1979 года „Нью-Йорк таймс“ опубликовала телеграмму американских писателей в Союз писателей СССР. К. Воннегут, У. Стайрон, Дж. Апдайк (по приглашению Аксенова участвовавший в альманахе), А. Миллер, Э. Олби выступили в нашу защиту. Они требовали восстановить нас в Союзе писателей, в противном случае отказывались печататься в СССР».
На первый взгляд протест американцев против решения советского писательского союза тоже вне логики. Ерофеева и Попова не привлекали к уголовной ответственности, значит, «права человека» тут вроде бы ни при чем, а ССП — общественная организация, ее решения принимаются в установленном порядке, они выражают мнения большинства.
Однако американцы получили нужные сведения. Нашлось кому объяснить им, что означает исключение из ССП. Это ведь не только негласный запрет на публикации. Еще и перспектива лишения работы, если служебные обязанности имеют отношение к литературе, а в дальнейшем — привлечение к уголовной ответственности за пресловутое «тунеядство». Далее, понятно, ссылка в отдаленные северные районы страны. Вариант Бродского. У Ерофеева и Попова была именно такая перспектива.
Ерофеев тогда — сотрудник Института мировой литературы Академии наук СССР, а Попов занимал редакторскую должность в издательстве Художественного фонда. Писательского статуса их уже лишили, последствия с необходимостью подразумевались.