Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов

В связи с гроссмановской повестью такого обвинения в статье нет. Но и оно подразумевалось — контекстом эмигрантской же периодики.

Этноаргументы

Обсуждение повести вскоре продолжилось. Авторитет Гроссмана был уже бесспорен, так что прямые инвективы стали неуместными.

Поводом возобновления полемики о повести была статья Маркиша «Пример Василия Гроссмана». Ее опубликовал во втором номере 1984 года израильский журнал «Народ и земля»[161].

Маркиш утверждал, что анализирует лишь этнокультурную специфику гроссмановского наследия. Именно «в русско-еврейском контексте».

По Маркишу, главная книга Гроссмана, конечно же, роман «Жизнь и судьба». А суть «примера» в том, что автор — «русский писатель и еврей. Русский писатель еврейской судьбы».

Меньше внимания Маркиш уделил повести «Все течет…». Анализировал, по его словам, лишь «историософскую схему Гроссмана».

Через год — в сорок пятом номере «Континента» — опубликован был обзор эмигрантских изданий, куда вошел и отзыв на эту статью. Резко отрицательный. И что характерно, из-за повести «Все течет…». Именно она вызвала чуть ли не ярость обозревателя и его коллег-единомышленников.

Речь опять шла об идеологических ошибках. Континентовский обозреватель заявил, что Маркиш клевещет на Россию, утверждая, будто «ее избранником стал Ленин».

Соответственно, континентовский обозреватель настаивал, что ссылки на Гроссмана не меняют сути. И подчеркнул: «К счастью, такие „историософские“ пассажи в журнале — исключение».

На самом деле Маркиш не излагал собственную концепцию, а цитировал Гроссмана. Континентовский обозреватель не мог это не заметить. Его тирада — предостережение: вот тема, которую следует избегать.

Гораздо более серьезные обвинения формулировались в особом разделе обзора, получившем заголовок «От редакции». Автору статьи в израильском журнале инкриминировалось сотрудничество с КГБ и пропаганда суждений одного из создателей нацистской идеологии — А. Розенберга. Тот, как известно, эмигрировал из России в 1918 году.

Впрочем, инвективы формулировались не прямо. Отмечалось, что Маркиш, возможно, подвергся чужому и чуждому влиянию, так как стараниями «некоторых литературоведов в штатском, осевших на Западе по предварительному соглашению с Лубянкой, розенберговский миф об исконном русском рабстве принялся разгуливать по страницам определенного рода русскоязычных изданий в нашем Зарубежье. Замысел авторов этой, давно скомпрометировавшей себя идейки хрустально прозрачен: помочь советской дезинформации спровоцировать в Советском Союзе волну ответного массового антисемитизма. Печальнее, когда наживкой такого низкопробного сорта соблазняются люди, интеллектуальная репутация которых выглядела для нас до сих пор совершенно безупречной».

Суждение это адресовано читателям, не забывшим актуальный советский контекст. Им напоминали анекдот, связанный с «бульдозерной» выставкой: «По московской улице шли два авангардиста. А за ними — искусствовед. В штатском».

Сказанное о «предварительном соглашении с Лубянкой» подразумевало, что «литературоведы в штатском» эмигрировали не по собственной воле. Их за границу отправили задания выполнять. В частности — пропагандировать «розенберговский миф».

Однако в описании, предложенном континентовской редакцией, замысел КГБ отнюдь не «прозрачен». Цель явно не соответствует средствам.

Допустим, КГБ решил провоцировать антисемитские настроения в своей же стране, используя эмигрантскую периодику. Но, во-первых, она — по определению — недоступна большинству советских граждан. Так что абсурдна установка на «массовый» характер реакции. Во-вторых, неочевидно, почему провоцируемый «антисемитизм» характеризуется как «ответный».

В действительности важна не семантика инвектив, а прагматика. И на этом уровне все ясно. От имени редакции «Континента» указывалось: не следовало бы Гроссману, а позже и Маркишу критически отзываться о русской государственности, потому что оба — евреи, соответственно, такая критика провоцирует антисемитские настроения в среде русских. «Ответные».

Прагматика конкретизировалась серией риторических вопросов, адресованных Маркишу. В основном о евреях и русских.

Автора статьи в израильском журнале спрашивали, прежде всего, в силу каких причин он, рассуждая о выборе России, не вспоминает, что евреи, в том числе его отец, еврейский поэт П. Д. Маркиш, тоже «избрали» большевистский режим. И верно служили новой власти.

Читателей отсылали к сведениям, тогда широко известным. Отец Маркиша был в 1939 году награжден орденом Ленина. А десять лет спустя арестован, затем расстрелян — как почти все состоявшие в Президиуме Еврейского антифашистского комитета.

Далее редакция несколько снижала уровень агрессии. Но — с оговоркой: «Трагическая гибель этих людей еще не освобождает их от ответственности за жизнь тех, кто погиб до них по их милости и при их содействии. В противном случае нам пришлось бы оправдать многих жертв сталинского террора, которые, к великому нашему сожалению, не заслуживают никакого оправдания, ибо они откровенно соучаствовали в этом терроре».