Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

От О. А. Бр<едиус>-Суб<ботиной> соверш<енно> отчаянное письмо. Она гибнет, ее доездили. Какие тут «переводы»! Она не может (душевно-совестно не смеет) передохнуть. Это — мученица. Да, знаю: му-че-ни-ца! Она вся — в болях, и ее доканывают, — как «Ваксу» (в моей «Мэри»). Она и «Мэри» тоже, но кончит судьбой «Ваксы» — упадет, возя воду... Больной рабыне господин, из хозяйств<енных> сообр<ажений>, дает отлеживаться. У них, ведь, «заезжий двор», вечное гощенье, и она — «за все». Вот вам и богатая семья!… А сама виновата, знаю, чую. Она вся — во славу русского имени. И с этого начала — русская — на все, за все. И так приучила. И так — привыкли. Она оч<ень> даровита, оч<ень> и самолюбива (за русское!), и все — так и пройдет. Нет, русские (я) — не ко двору голландскому. Ясно. Вот где гниль и тлен. Еще Вольтер язвил: «les canards, les canals (neaux) et... les canailles». [606] В этой стране (Голл<андии>) угрей и тины (но богатой свето-тенью!) Декарт обувался в 16 пар чулок!.. В этой-то сыри, кормя сыром, и доканывают одаренную, чудесную душу — всю русскую! И не кричит душа (уже не в силах!), не подает сигнала S.O.S.!.. Да-а...

Обнимаю Вас. Низкий поклон Нат<алии> Ник<олаевне>.

Ваш Ив. Шмелев.

<Приписка:> Письмо Р. Киплинга шлю особо. Авось не украдут.

В след<ующем> письме расскажу Вам, как

завязалась переписка с О. А. Бр<едиус>-Субб<отиной> — и что в этом чудесного! Ибо, истинно, в этом явлено было и мне, и моей корресп<ондент>ке — чу-дес-ное! Я ее никогда не видал. Д<олжно> б<ыть> и не увижу.

И. Ш.

<Приписка:> Не откажите вернуть газ<етную> вырезку (для архива).

<Приписка:> 6. IV. Нет, прилагаю и его. [607]


401

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <7.IV.1946>

7-IV-1946. Благовещенье. Воскресенье.

Свежевато, ясно.

Итак, дорогой Иван Александрович, Вы «луганитесь», — дай Бог всяческого насыщения и пополнения, — в прямом и косвенном! «Щасливые швицары»! А мы, в «центре мира», — как бы на брегах Лача, у плача, — о сем читай Даниила Заточника. [608] Каково же словцо — «заточник»! Что словцо; важно что в... словце-э! Но и за сие надо Бога благодарить. Есть «центры» ку-да адовей. И не помыслю завидовать, никакие «луганы» немилы, ни «комы», ни «готтарды». Пожил я месяца с три в Шв<ейцарии>, а «щастия» не обрел, не прикусил даже. Жилось покойно, порадовался даже метели русской... — метельна была зима 38 г. Помню, уезжал — 20 апр<еля>! — шел мокрый снег. Нагляделся я на сытые домики, на окорочка в чердачных окошках... начитался — на домиках — самодовольно-учительной «готики», сих «максим», утверждающих «бытие»: «кто рано встает, тому Бог подает», «пришел день — гони лень», «с сантима начал, третий дом строить зачал»… и проч. Читал в городке и благодарственное воспоминание: «Саратов», «Москва»… и проч. — на чистеньких коттеджах за решетками (в Куре). И посейчас помню искреннейший ответ почтенного туземца на мой вопрос — «что особенно поразило вас у нас?..» — «Удивительной чеканки ваши империалы!..» Да, хорошо чеканили. И еще лучше — от-чеканили! Видал как-то... — помните — «сладки гусины лапки...»? — зол<отой> «фунт»… Ну, можно ли равнять сего «наездника» — с Орлом крылатым?!.. Но... — от-чеканилось. Оставим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ильин И. А. Собрание сочинений

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное