Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Ваш, озирающийся, Ив. Шмелев.

<Приписка:> И что же еще: Олина племянница, моя заботушка, — вдруг заболела в Вел<икий> Пяток, и я был совс<ем> один.

406

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <23.V.1946>

23. 5. 46.

Дорогой и — о, поверьте! — незаменимый, неизъяснимый, единственный в мире человек — друг!.. Иван Александрович!… Как полно мое сердце Вами!.. как бессильно Вам это выразить!..

Я все еще — с 21 апр<еля>, Светлого Дня, — в непонятно-упорно злой власти недуга. Этот недуг обрек меня смотреть одним глазом и каждую минуту чувствовать беспомощность и отчаяние. Врачи недоумевают и сводят все это — к «невралгии подкожи, каких-то нервных сплетений...» Окулист — ибо глаз мой, правый, заливается, без боли, кровью, — сказал, что глаз в порядке, (— совсем в беспорядке, ибо никогда, подлец, не работал, а теперь связан,) — что его состояние — следствие кожного заболевания правой части лба... что я могу по малости и писать... Докторша, чудесная, заявила, что, несомненно, было в сл<абой> степени, нечто вроде рожист<ого> воспаления, — все давно прошло, но правая часть лба «стянута» (как бы кожа парализована), иногда горит, кровь тут, д<олжно> б<ыть>, выбрала себе упорную стоянку, отсюда связанность глаза... Я здоров, ем охотно, мыслю остро, вижу уже острее, и хочу, страстно хочу писать. Д<олжно> б<ыть>, какое-то странное накожно-подкожное заболевание!.. Кровь моя чиста, в наследственности никаких «грехов», ни туберк<улеза>, ни других — страшных — и вот, что-то непонятное... День — лучше, день — пылает прав<ая> часть лба и стягивает глаз. Принимаю витамин ПП, назначен иод, ввиду неск<олько> повышенного давления, — 19 — 8, — обычное мое — 14 — 15 и 9. Самочувствие, конечно, злое

. Я много жил «нервами»… — всю жизнь, все свое творчество... А тут свалились события великого размаха... — и мне как бы назначено: дано тебе видеть чудесное, но... только для одного глаза.

О, дорогой, светлейший из светов жизни! Как бы я хотел выразить Вам всю глубину моих чувств к Вам!.. сказать, сколько значили и значите Вы в моей жизни и работе за эти два десятка лет!.. И бессилен выразить... Знаю, — Господь послал мне Вас — крепителя, водителя, утешителя и певца. Господь судил мне увидеть лучшее стихии Русской — в Вас, чудесный!.. Господь даровал мне «чистейшей... ценности — чистейший образец»! В Вас — для меня — сущность, сгуститель лучшего, высшего, чистого вселенско-русской значимости, ума, вдохновенности, меры, охвата... — всего чудесного, что есть в стихии русской. Как же не славословить мне за сие Господа?!… И я пою Вас, я лелею Вас в сердце. А эти дни, в беседах-встречах с О<льгой> А<лександровной> — мы столько живем Вами!.. Дикси — эт анимам левави. 

[644]

О<льга> А<лександровна>, вытребованная депешей, похоронила свекра и вернулась через две недели. У ней много хлопот — и леченье, и дела семьи, и Париж, и — частью — я и мое гаревое — недужное. Мы, в те два-три часика, кои вырывает она у дня — много говорим о чудесном, нашем — творчестве, и всегда это связано с истолкованиями Вашими... и Вас. Она удивительная... она, по мне, самая сущность русская... — самоотвержением, жертвенностью, порывами ввысь, любовью жгучею и глубокою к родному. Она всех решительно чарует. Она чиста, открыта, детска

, и, часто, непостижима, для меня. Она давно-давно была в моих предчувствиях, и я несчастен, что она... лишь коснулась моей жизни. Но я счастлив, что мое творчество влилось в нее, как и Ваше, нераздельно и плодотворно. Через нее я еще крепче связан с Вашим гениальным Духом.

Скоро она улетает... м<ожет> б<ыть> никогда и не увижу. Но знаю я, что перепиской за почти 7 лет, мы многое нашли друг в друге, настолько, что других слов не надо. Мне было даровано счастье увидеть чудо русской женщины — во всем. И я благодарю Создателя. Чувства мои чисты, светлы, безоблачны. А в яви дано смотреть... одним глазом. Но и за сие благодарю Бога. Знаю, что она испила и испивает горькое... за что? во имя — чего?!… и не смею касаться этого. Знаю, что она идет мимо своего призвания. Она неимоверно одарена. И эти дары почти непочаты. Если бы мы встретились 10 лет тому. Не судил Бог. Покорно и горестно склоняюсь перед Веленьем. Знаю, что Ваши творенья, Ваше живое слово дали ей направление и опору. Как многим. Знаю, что Вы провиденциальны в служении на чужбине. Ваш апогей — в чудесной проекции всероссийской. Он уже сверкает. Он будет светить поколениям. Вы — единственный и неповторимый. Вы — отборнейшее зерно, соль наша. И больно, что Вы не в великом море человечества, — там плавание Ваше, там послание Ваше от России, — да узрят, да услышат, да внемлят!!!! Но Вас увидят полностью.