Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Директ<ор> Латв<ийского> Тел<еграфного> Аг<ентства> Р. Берзинь во многом облегчает пребывание: бесплатн<ые> визы, поездки, предупредительность, со-братство. Я радуюсь здешнему порядку, труду, культурности. Лат<вийские> писатели — по глазам вижу, по тону, — друзья, почти друзья, с первой встречи! Правда, все доброе ныне как бы скользит по душе, молчит душа, полумертвая... — но — всякая мал<енькая> боль ныне — рана, добавка к ране незаживаемой. Здесь я не найду отдыха, его и никогда не будет, но вертишься, дергаешься — и немеет в душе, закруживается, тупеет боль, к<а>к во сне. Я хочу сказать Вам: к<а>к многим обязан я Вам, Вашему вниманию и чуткости ко мне! Вы, Вы открыли мне здесь доброту, притянули сердца. И еще хочу сказать! Дорожите, дорожите каждым мигом Вашей совместной, Вашей светлой жизни с Наталией Николаевной! Глядите непрестанно в глаза друг другу, цените каждый вздох ласковый, каждое движение сердца! Вот, только слабый отсвет Ее у меня — портрет. Да, Она — во мне, но это такое слабое...

тепла-то Ее, живой Ее нет и не будет... и никогда не будет.

Все во мне остановилось, и все, кажущееся еще живущим, самообман. Лелейте друг друга, от счастья плачьте. А мне радость даже, что березка у Ее креста на Ее могилке — еще жива. И вот, уехал — и далеко могилка. Уехал — обманывая себя, зачем уехал? Выполнить решенное вместе? Из ложного сомнения, страха, что обману людей, устроивших мне (нам!) поездку. Лучше бы там, мотаться между кварт<ирой> временной и вечной.

Я — в пустоте, как пылинка в ветре. Нет, ничего я не высказал Вам, милые, письмом этим. Не выскажешь. Но Вы поймете. К<а>к одинок я! Еще: цените каждый миг Вашей любви, дружбы, неразделимости. Цените — и будьте радостны.

Ив. Шмелев.

<Приписка:> Каж<ется>, я пробуду здесь до 10–15 окт<ября>. Не знаю... ничего не знаю. Без воли я, без планов.

284

И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <28.VIII.1936>

Милый и дорогой Иван Сергеевич!

Спасибо Вам за Ваши письма. Я постоянно думаю о Вас сердцем и чуется мне, что Божий Промысел по-прежнему над Вами и ведет Вас.

Не кончается наша жизнь здесь. Уходит туда. И «там» реальнее здешнего. Это «там» — земному глазу не видно. Есть особое внутреннее, нечувственное видение, видение сердца; то самое, которым мы воспринимаем и постигаем все лучи Божии и все Его веяния. Нам не следует хотеть видеть эти лучи и веяния — земными чувствами; это неверно, это была бы галлюцинация. Но мы должны учиться видеть сердцем, — уже здесь, и Господа, и тех светлых, которых Он отозвал к Себе. Из этого видения, которое столь дивно и славно известно Вам в искусстве, — родится единственное и великое утешение; родится созерцание, ради которого можно и должно жить на свете. Чуется мне, что Вам дано и предстоит выработать его в себе еще в большей степени, чем это Вам уже присуще. И для этого уведена Ольга Александровна в тот мир, чтобы Вам это открылось. Но не только для духовного общения с ней, а и для молитвы и для творчества. Но не в экстазе, а в трезвении и покое.

Простите мне, дорогой, что пишу Вам это и так. Но не могу не сообщить Вам о том, что думает о Вас мое сердечное чутье.

А после этого, как ни слабо я это выразил, ни о чем больше писать не хочется.

Господь всегда с Вами. Будьте покойны, утешены и обрадованы.

И не давайте себя очень трепать.

Дружеский привет от нас обоих.

1936. VIII. 28

Ваш И. А. Ильин

До 5 сент<ября>: Gauting bei München. Bei Durnovo.

После — в Берлин.

285

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <1.IХ.1936>

<Открытка>

11 ч. ночи, 1 сент<ября> 36.

Милые, дивно хорошо! Чего я не повидал! Здесь — Она, ка-ак я Ее внял, как ни-когда! [234] Все, все взрыла. И сладко, и больно, до слез. И она (Олечка) со мной в этой сладкой боли. Будто сон спутались эпохи. Были в доме древнем (300 л.), были на ярмарке — вековой, и сердце взмывало.

— Слушали рус<ские> песни — сапожников-балалаечников. Служили панихиду в ночном соборе древнем. Господи, я осязал Русь. И как же она вошла в меня! Завтра — Изборск. Целую.

Ив. Шмелев.

Дорогие и любимые! Вон где мы! Не писал, не мог. На даче, не было своего угла, не мог уйти в одиночество. 7-го будем уже в городе, — так хочется Вам о многом написать. Ваш Ш.

<Приписка:> Мы — двое, со мной славный Георг<ий> Евген<ьевич>.

286

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <17.IХ.1936>

4/17 сент. 1936

Pulkv. Brieža iela, 4. dz. 2. Riga.

Милый — и неуловимый, увы! —

Иван Александрович,

Я подытожен, выпит, изнеможен, — влоск. После трех дней в Печерах и проч. — 4 дня в пути (в Рюрицу — проч.) заболел и в t° меня 300 килом<етров> швыряло в автомоб<иле> и дошвырнуло досюда. 3 дня, с понед<ельника>, лежал, ослабел. Сегодня только норм<альная> t° утром, но силы мои слабы-слабы, не чаю, когда доеду до Парижа. А еще публ<ичное> чт<ение> 29-го, и что-то еще.