Персональный апокалипсис

– Это птичек покормить, – весело объяснила она, бросая зерно на мерзлую землю. Оголодавшие пернатые суетливо набросились на угощение, шумно хлопая крыльями и выстукивая торопливый марш обмороженными красными лапками.

– Погоди! – не унимался Немов. – У тебя в кармане шубы – пшено?

– Да. Я всегда с собой ношу. А что в этом такого?

– Как тебе сказать, – он помедлил, подбирая слова. – В твоем кармане естественно предположить вип-карту солярия, айфон, визитку косметолога – но никак не пшено!

– Ну, хлебом-то птиц только идиоты кормят, – Соня нахмурилась, неверно истолковав его посыл. – В хлебе нет для них никаких полезных питательных веществ, он им только желудок забивает. Они вот так наглотаются булок, а потом мрут от истощения, с переполненным желудком.

Она сыпанула птицам последнюю жменьку, отряхнула ладони и надела перчатки:

– Мне нравятся голуби. Они булькают, как вскипевшие чайники.

Андрей с недоверием покосился на девушку: ему сейчас померещилось, или?..

– Ты Роберта Рождественского процитировала?

– Это кто? Писатель?

Андрей, уже готовый признать, что явно недооценил уровень ее интеллектуального развития, небрежно отмахнулся и предложил подвезти Соню до дома. Она пригласила его на чай, и он согласился – сам не зная почему. Каким-то непостижимым образом девчонке удавалось будоражить его любопытство: то она рвет шаблоны, озвучивая дельные мысли и совершая поступки, которых от нее не ожидаешь, то снова превращается в пустоголового болванчика.

– Заварить тебе с мятой? – спросила Софья, когда они устроились на кухне.

– Не откажусь, – Андрей оглядел разноцветные шкафчики, украшенные рисунками, перекликающимися с узором на стеклянной двери и мозаичном фартуке, и снова восхитился грамотному дизайну. – Чикаго? – он указал на висевшую на стене небольшую картину, которую прежде не замечал.

Хлопотавшая возле чайника Софья обернулась:

– Ага. Делать было нечего, вот и баловалась.

– В каком смысле «баловалась»? Ты что, сама это нарисовала?

На его лице застыло непонятное выражение, одинаково подходящее под противоположные эмоции. С таким лицом можно воскликнуть и «Боже, какая прелесть» и «Немедленно выкинь этот мусор!»

– Не нравится? – с плохо скрываемым огорчением протянула Софья, ставя перед ним источавшую дивный мятный аромат кружку.

– Наоборот, очень нравится. Я готов был поспорить, что это картина какого-то мастера. Манера очень своеобразная. Может, ты для меня что-нибудь нарисуешь? Я в спальне повешу. А лет через десять-двадцать, когда твои работы будут стоить целое состояние, продам и куплю себе дом в Испании.

Софья сердито сдвинула брови, отчего ее игрушечное лицо приобрело комичное выражение:

– У тебя злое чувство юмора.

– Когда шучу – да. Но сейчас я серьезен. Сонь, я буду тебе очень благодарен.

Софья испытующе поглядела на гостя, ища в его мимике признаки сарказма.

– А что тебе нарисовать?

– Не знаю. Указывать художнику – дело неблагодарное и неумное. Нарисуй то, к чему у тебя будет вдохновение.

– Хорошо.

«И действительно, хорошо», – Андрей откинулся на удобном сиденье, понимая, что не хочет уходить. Однако уходить нужно, иначе неизбежно возникнет неловкость или девчонка, чего доброго, приставать начнет. Она, безусловно, симпатичная… Этот ее трогательный острый подбородочек, который хочется приподнять указательным пальцем… Нет, разрушать ее устроенную рутину Немов не собирался. К серьезным отношениям он не готов – и вряд ли когда-то будет готов, а обижать ее одноразовым сексом ни к чему.

Андрей допил чай и заставил себя подняться.

Софочка с недоумением закрыла дверь за поспешно ретировавшимся мужчиной. Уж не испугался ли он, что она его соблазнять начнет? Андрей ей нравился – пора признать, – но навязываться Софья никогда бы себе не позволила, а изменять Гиве – и подавно. Они с Гивой переживают сложные времена, но все постепенно наладится.

Она повалилась на кровать, раздумывая, какой сюжет изобразить на холсте в подарок Андрею. Может, сегодняшнюю прогулку? Зимний парк, двое путников, голубоватый снег, темные ветви деревьев как причудливые сплетения колючей проволоки… А может быть, путник один? Стоит у шершавого ствола, почти сливаясь с ним. Софа попробовала рассмотреть в деталях возникший в воображении образ, но наплывающий сумрак внезапно поглотил и лес, и сугробы, и путника.

Она села, кое-что вспомнив, и подтянула к себе ноутбук.

«Воланд, Воланд, имя-то какое знакомое», – бубнила она под нос, набирая в гугле поисковый запрос.

«Мастер и Маргарита»! Точно! Она же в старших классах школы даже пролистала этот роман, правда, почти ничего не запомнила. Нужно будет перечитать. Софочка скачала файл книги – будет чем заняться перед сном. А завтра заедет в книжный, купит бумажную версию или у мамы спросит – наверняка у нее есть.

Что он там еще говорил? Она сказала про голубей, а Андрей спросил, не цитата ли это некоего Рождественского. Софа быстро напечатала в поисковой строке три слова «голуби, чайник, рождественский».

И залипла.