Первая гражданская война в Риме

Видимо, вдохновленный успехами Суллы, активизировал свои действия Помпей. Унаследовав от отца влияние, которым тот пользовался в Пицене, его сын взял там власть. В знак этого он воздвиг в Ауксиме судейское возвышение — трибунал. Особым эдиктом он повелел покинуть Ауксим сторонникам Карбона — братьям Вентидиям. Этим он, с одной стороны, продемонстрировал свою враждебность марианскому режиму, а с другой - нежелание идти на крайние меры. Остальные приверженцы Карбона[880] также бежали из Пицена. Если исходить из данных Плутарха, никого из них не казнили — если не считать убитого на месте Ведия, насмехавшегося над тем, что местные жители подчиняются такому юнцу, как Помпей. Последний набрал три легиона[881]

и начал боевые действия против марианцев, поднимая восстание против Карбона (Plut. Pomp. 6).

По словам Плутарха, молодому полководцу противостояли сразу три вражеских военачальника — Гай Карринат, Гай Целий Антипатр[882] и Луций Юний Брут Дамасипп[883]

. «Они ударили на него не все разом и не в лоб, а совершали обходное движение тремя отрядами с целью окружить и уничтожить противника. Помпей, однако, не испугался, но, собрав свои силы в одном пункте, во главе конницы напал на войско Брута». Он убил дротиком командира галльского конного отряда, из-за чего остальные всадники повернули вспять и расстроили ряды пехотинцев, в результате чего началось общее бегство (Plut. Pomp. 7. 1-3).

Эта картина, насколько известно, не вызывающая возражений историков[884], порождает серьезные сомнения. Совершенно очевидно, что перед нами очередной пример безудержного восхваления Помпея, каковыми полны первые главы его биографии у Плутарха: стоило ему сразить вражеского командира, как терпит поражение все войско (позволим себе не вполне академическую параллель: «командир убит, конница разбита, армия бежит»). Если описанный эпизод действительно имел место, то речь идет, вероятнее всего, лишь о скромном по численности вражеском отряде, видимо, передовом, а под бегством пехоты подразумевается то, что Дамасипп после неудачного боя кавалерии не решился ввести в бой основные силы. Не исключен и другой вариант: Плутарх преувеличил роль самого Помпея, а победа оказалась достигнута благодаря различным факторам. Кроме того, вызывает серьезные сомнения то, что речь шла о трех неприятельских армиях. По словам Диодора (XXXVIII. 9), поначалу сенат не обращал внимания на активизировавшегося Помпея, но, убедившись, что тот представляет собой серьезную силу, направил против него войско Дамасиппа, но и только, о Карринате и Целии речи не идет. Согласно Плутарху (Pomp. 7.4), двое других не начали действовать против Помпея, поскольку между ними «пошли раздоры, и каждый отступил в полном беспорядке (έκ δέ τούτου στασιάσαντες oi στρατηγοί πρός άλλήλους άνεχώρησαν, ώς έκαστος ετυχε)». Вновь повторяется та же схема, что и при описании боя с кавалерией Дамасиппа, но уже в увеличенном масштабе: Помпей поражает одного, и все враги бегут. Правда, это не означает, что описанная картина совершенно не соответствует действительности, но она, думается, требует серьезной корректировки. Учитывая, что об армиях Каррината и Целия у Диодора не сказано, можно полагать, что их формировали на месте, и процесс этот еще не закончился. Поэтому-то и потребовалась отправка войска Дамасиппа. После его поражения было бы тем более странно ожидать от Каррината и Целия активности.

Затем Плутарх (Pomp. 7.5) рассказывает еще более странную историю о новом успехе Помпея, на сей раз бескровном: «Вскоре на него напал консул Сципион[885]

. Однако не успели еще оба войска пустить в ход дротики, как воины Сципиона, приветствуя воинов Помпея, перешли на его сторону, Сципиону же пришлось бежать»[886].

Некоторые ученые считают, что изложенный эпизод является лишь вариантом рассказа о переманивании на свою сторону армии консула Суллой[887]

. Однако никаких доказательств этого не приводится, А. В. Коптев (2013, 105) лишь излагает свое видение причин того, почему вместо Суллы речь здесь идет о Помпее. По его мнению, Плутарх, таким образом, хотел связать Помпея со Сципионом Африканским (!), который, как и будущий соперник Цезаря, изображается в античной традиции как privatus cum imperio, чего, по мнению исследователя, в действительности не было. Однако совершенно очевидно, что такая «связь» между обоими Сципионами надуманна, поскольку контекст ее слишком уж невыгоден для победителя Ганнибала. К тому же трудно себе представить, что античная аудитория поняла бы столь странный намек, ибо консул 83 г. ассоциировался бы в ее глазах с его прямым предком, Сципионом Азиатским, а не его братом[888].