– Юрий Омович… это не конфиденциальная информация? Я, кажется, не спросил, хочет ли он раскрыть свою личность…
– Мы обязательно свяжемся с мистером Омовичем для комментария. Если он откажется, мы не станем указывать его имя в интервью, – улыбнулся Криспин.
Щелк. Мужик с непроницаемым лицом делал свою работу. Грегори то и дело отвлекался на Тима, мерящего шагами огромный холл своими длиннющими ногами. Когда он зашел за спину фотографа, Грег отметил, что они примерно одного роста. Репортер заглянул в блокнот и продолжил:
– Как вам пришла идея написать картину кровью? Какой смысл вы вложили в свою работу?
– Я работал над другим сюжетом, можно сказать, традиционным. И случайно поранился, разбил голову, – Грег потер место, где не так давно еще была ссадина. – Собственная кровь мне показалась чем-то особенным. В тот момент я осознал, что кровь – это носитель жизни в нашем теле…
Щелк. Щелк. Щелк. Грег замолчал. Его сильно напрягал фотограф, безучастно наблюдавший за ним в объектив камеры. Только сейчас до него дошло – он не смотрел в объектив. Фотографировал вслепую, не снимая своих чертовых очков. А еще от него разило не только перегаром. Смесь омерзительных запахов аммиака и неделями нестираной одежды.
– Грегори, что-то не так? – учтиво спросил Криспин.
– Нет… в смысле да. Вы, да вы, можете меня не фотографировать, пока я говорю. Это… сбивает с мысли, – Грег пытался быть вежливым, но ему с трудом удавалось сдержать омерзение.
Репортер в растерянности посмотрел на своего фотографа, тот лишь пожал плечами и опустил камеру. Грег машинально сомкнул пальцы в замок. Ему все меньше нравилось это интервью.
– Расскажите, как вы писали свою картину? Как наносили свою кровь на холст? – зачитал вопрос из блокнота журналист.
– Можешь хоть немножко помолчать, – прошипел Грег. – Я позволил крови стечь в стакан, а потом брал ее кисточкой и размахивал, чтобы получились натуралистичные брызги…
– Должно быть, вам понадобилось много крови, – вкрадчиво произнес фотограф за спиной репортера.
–
– Простите? – Грегу все сложнее было сдерживать раздражение.
– Ваша картина ведь немаленькая. Должно быть, понадобилось сцеживать пару литров крови, чтобы ее написать, – его тон спокоен, голос буквально усыпляет, но именно от этого у Грега все внутри переворачивалось.
– Вы… вы правы. Картина была естественно написана не за один раз, – промямлил Грег.
– Я к тому, что… стакан? Серьезно? Один стакан на весь холст? – не унимался фотограф.
– Вы даже не видели эту картину, – раздраженно бросил Грег. – Мне лучше знать, как я ее писал.
– Конечно, вам лучше знать. Я всего лишь жалкий фотограф, а вы – художник, – в голосе фотографа прозвучал сарказм.
– Вот именно, – ответил Грег.
– Грегори, а чем вы занимались до того, как решили стать художником, – решил перехватить инициативу Криспин.
– Что значит «стать»? Я и был художником! Рисовал с самого детства и зарабатывал до этого себе на жизнь своими работами…
– Вы рисовали постеры и афиши для различных фильмов. Преимущественно триллеров и ужасов. Все верно?
– Верно…
– Вы упомянули о своем детстве: расскажите, в каких условиях оно прошло?
Чертов труп окончательно распоясался. Грегори вспомнил, как выбивал ему зубы молотком для мяса, разбивая в кашу большую часть лица. Он бы с удовольствием это повторил.
Мертвец читает мысли и еще сильнее распаляется, упиваясь своей безнаказанностью, буквально порами своей окровавленной кожи источая чистейший экстаз.
– Зачем? – Грег превратился в оголенный нерв.
– Чтобы показать Ваш путь к успеху, Грегори, – тут же нашелся Криспин.
– Знаете, мне не нужно никакое интервью, Криспин. Вы ведете себя непрофессионально!
– Грегори, я…