Первый шедевр

– Сраный русский тебе ясно дал понять, что он оценил в твоей картинке. Но ты так долго обтекал от чувства собственной важности, что забыл вытащить бананы из ушей. Что он тогда тебе сказал?

– Я бы слышал его лучше, если бы ты не орал у меня над ухом…

– Что он тогда сказал, обмудок?!

– Что-то про душу…

– Поздравляю, мудила! Он сказал, что чувствует в картине душу. Мою душу!

– И на что ты намекаешь?

– У кого-то два полушария мозга, а у тебя в черепе две ягодицы. Давай мочканем кого-нибудь!

– Ты с ума сошел?! – воскликнул Грег.

– Вот не надо строить из себя святого! Ты замочил бутылкой того мужика в подворотне – забил его к херам бутылкой до смерти!

– Во-первых, он был жив, когда я уходил…

– Ключевое слово – «был»…

– Во-вторых, это совершенно другое, он напал на меня…

– Это другое, то другое. Факты говорят следующее: ты замочил уже двух человек. Смерть одного ты продал. Так что тебе мешает…

– Это совершенно другое! – крикнул Грегори.

Кофейная пена прыснула из заварника. Грегори с ненавистью буравил сложившего руки на груди Тима, отвечавшего ему нахальным самоуверенным взглядом.

– С кем ты говоришь, Грег? – заспанная Оливия пришла из спальни. – Ты в порядке?

– Все в порядке, – отрезал Грег. – Иди умываться.

Оливия обняла себя за плечи и недоуменно смотрела на Грегори. Он отвернулся, выключил конфорку и продолжил делать тесто.

Оливия молча ушла в душ.

* * *

Одинокая фигура сидела на обрыве высокой скалы у самого океана под хмурым пасмурным небом. Волны мерно шелестели, омывая камни и небольшой корабль, который между ними застрял. Он затонул много десятилетий назад и, как ракушками и водорослями, оброс многочисленными легендами.

По одной из них, на судне перевозили контрабанду, другие говорят, что боевиков ИРА. Ночью капитан заблудился в жутком шторме, пока не напоролся на камни у подножья скалы. Команда, или боевики ИРА в другой интерпретации, спали в трюме и моментально захлебнулись. Капитану зажало ногу в смятой скалой рубке, но он смог избежать участи остальных погибших благодаря воздушному карману. Рассказывали, как он днями напролет мучился от боли, ел принесенных приливом морских гадов и молил о помощи, а потом – о легкой смерти. Каждый день он рвал глотку, пытаясь докричаться до людей, но эта скала была всегда безлюдной – просто кусок огромного камня, покрытый мхом и водорослями. Дни шли, силы его покидали, пока он не обезумел от голода, одиночества и соленой воды. Он стал есть собственное тело, чтобы хоть как-то утолить свой неимоверный голод и жажду. Когда его все же нашли, он сгрыз мясо с плечей и рук практически до костей…

Соленый ветер обдувал запекшиеся ссадины на костяшках рук и разбитую губу – награду от Рори Маккормика и его двинутых друзей, встретившихся за школой. Корабль внизу раскрылся ржавчиной с наростами моллюсков и водорослей, обнажая обезображенные ржавчиной внутренности. С давно разбитой приборной панелью, захваченной морской плесенью, махровой раковой опухолью распространившейся по полу, стенам и потолкам. Корабль безмолвно вопил безумием разбитых иллюминаторов, через которые во время прилива мыкались рыбы и угри. Железо давно превратилось в запеченной ржавой кровью слоеное тесто, с витиеватыми паразитами между слоев, извивающимися под сильным ветром. Судно было похоже на месяцами барахтающийся в морской воде труп с раздувшимся животом, покрытым прожорливыми обитателями прибрежных вод, с пустыми фиолетовыми глазницами, содержимое которых давно съели раки.

Один вид корабля-мертвеца обострял всю боль в теле. Кажется, ветер становился холоднее, проникая в каждую ранку, забираясь под воротник, дрожью терзая мышцы и кости. Будто дух того самого капитана выбирался из железного ржавого чрева распластанного на камнях кита, чтобы украсть немного жизни. Напиться крови. Вкусить плоти своими обкрошившимися гнилыми губами. И лишь прибой, скрывавший в пенистых волнах изуродованное тело мертвеца, приносил с собой теплый ветер, унимал дрожь в онемевших от боли мышцах. Успокаивал, убаюкивал. С прибоем понурое небо освещалось закатным солнцем, в лучах которого наконец-то появлялась жизнь: буревестники и чайки выбирались из скалы и кружили над одинокой фигурой на самом краю скалы. И так до отлива, пока вода вновь не обнажит изможденный труп давно сгнившего корабля.