Дни сменяли друг друга. Вслед за отливами всегда приходили приливы. И ожидание последних было тягуче долгим, тревожным и болезненным. Раны не заживали. Одинокая фигура хранила молчание, даже не пытаясь сменить позу, одеревенев в пустоте непроглядной вечности, где кроме пустой скалы, океана и мертвого корабля больше ничего не осталось.
– Я не собираюсь с тобой это обсуждать, – заявил Грегори.
– Я не буду убивать первого встречного, чтобы написать картину. Это аморально и бесчеловечно.
– ЭТО БЫЛА САМООБОРОНА! – вспылил Грег. – Что с тобой, что с тем мужиком в Дептфорде.
– Не надо было ему звонить, – с сожалением процедил Грег. – На хрена я тебя вообще послушал!
– Теперь он ждет от меня чего-то неординарного!
– Нужно хотя бы попробовать, – Грег остановил машину у трехэтажного прямоугольного дома в Бруклине.
Студия располагалась на последнем этаже – это был офис небольшой фирмы по продаже пылесосов, он же был складом. Фирма смогла просуществовать только 9 месяцев и закрылась, освободив помещение с высокими потолками и небольшими окнами, которые, впрочем, пропускали достаточно солнечного света. Он бросил клетку с курицей на длинный стол, покрытый каплями краски. У дальней стены были свалены полдюжины заляпанной бычьей кровью холстов, дожидавшихся белой грунтовки.
В последние дни Грегори проводил здесь все больше времени. От прежних арендаторов остался видавший виды офисный диван в искусственной коже, старенький холодильник и душ в кабинете начальника, представлявший собой стеклянный аквариум. Застилающий половину помещения ковролин Грег распорядился заменить самой простой кафельной плиткой, чтобы было проще убирать краску и не только ее. Месячная аренда этого великолепия обходилась в три тысячи долларов.
Грегори переоделся в халат с маской и небольшой шапочкой, став отдаленно похожим на безумного хирурга: ткань была запачкана засохшей кровью. Курица в клетке, купленная в Чайна-тауне, с интересом наблюдала за преображением. Грег поставил на мольберт небольшой холст, придвинув его поближе к столу. Из дорожной сумки он достал приобретенный в универмаге мясницкий тесак. Тим без интереса наблюдал за подготовкой, явно ожидая провала и готовил подходящий едкий комментарий.
Художник осторожно достал курицу и поставил на стол. Птица особо не понимала своей великой роли и нагадила на столешницу, с вызовом посмотрев на Грегори. Тесак был непривычно тяжелый, а взгляд янтарных глаз курицы казался укоризненным, когда он прижал голову к поверхности стола и занес свое орудие. Расчет был прост: голова курицы была направлена в пустой холст, значит струя крови должна брызнуть на него. Примерно в центр. Грег занес тесак над головой, сжав тонкую куриную шею, но все еще не решался ударить.
–
– Не мешай, – вздрогнув, ответил Грег. – Я пытаюсь сосредоточиться.
– Это для искусства, – прошептал художник и хрястнул топором по шее.