Первый шедевр

Боль захлестнула новой волной, пробрав до корней волос. Работать? Констебль? О чем говорит этот омертвевший кусок резины? Фонари, освещающие мокрую поверхность асфальта, хаотично замигали, раздражая глазные нервы, иглами пронзая кожу под мокрой одеждой. Асфальт вновь стал жидким, волнами раскрыл чрево сгнившего корабля. С этого ракурса он казался до отвращения огромным трупом, облепленным паразитами, пожирающими внутренности, гудящим животным стоном, содрогающимся расслоившимся ржавым металлом, судорогами выплевывающий пену иллюминаторами.

Теперь ты капитан этого мертвого корабля.

Черная вода закипела, поднимая ржавое корыто. Фонари, взмывающие небо, хаотично завращались, пульсируя мозговыми нейронами маленького человека, оказавшегося на палубе давно затопленного судна. Рука сама сжала в ужасе резиновую уточку, испустившую жалобный писк, в эпицентре бурлящего водоворота, подхватившего гнилой труп корабля с камней.

– Рэймонд Алистер Милтон, – скала превратилась в каменную инфернальную утку, гремящей молниями. – Собери волю в кулак! Тебе пора браться за работу!

Слипшиеся веки разомкнулись и тут же сжались от мерцающей лампы дневного света, бьющей направленным лучом боли в мозг. Тело должно биться в судорогах, но было намертво зафиксировано, лишь правая кисть сжала облупившуюся резиновую сферу, вцепившись в облупившуюся поверхность длинными давно нестрижеными ногтями. Рэй вновь сделал усилия и приоткрыл слезящиеся бледно-зеленые глаза. Он попытался отвернуться от света проклятой лампы, но не мог пошевелить головой.

В ушах еще был шум волн, мерный, пенящийся. Только сейчас он сообразил, что так работает аппарат искусственной вентиляции легких, трубка которого ведет ему в горло. Следом донесся недовольный мужской голос:

– Да заберите у него эту чертову уточку! Медсестра! Медсестра!

Рука снова сжала игрушку, но уже осознанно. Где-то на периферии замаячил белый халат. Холодная женская рука попыталась взяться за уточку, но Рэй гневно одернул руку.

– Боже! Мистер Милт, вы меня слышите? Моргните, если слышите… Я… я схожу за врачом.

Никто не заберет у него сраную утку!

Рэй положил игрушку себе на грудь и ухватился за трубку с маской. Рука нащупала вокруг маски растрепанную бороду, длиной в два с половиной дюйма. Сколько он уже здесь лежит? И где он лежит? С болью внутри тела накатил дикий зуд, будто сотни клопов бегают по телу и вгрызаются в кожу. Рэй сильнее схватился за трубку и начал буквально выдирать ее из горла, расцарапывая его, отдирая от лица пластыри. Трубка с капающей вспенившейся слюной выскользнула из руки и упала на пол.

– Во дает! Мужик, ты что творишь?!

Уже после проведенной манипуляции в палате появился врач, который тут же начал светить маленьким фонариком в глаза, выжигая болью нейроны. Рэй зажмурился, попытался послать его к чертям, но саднящее горло и абсолютно сухой рот не позволил ему нагрубить врачу.

– Мистер Милт, вы меня слышите? – наконец-то спросил врач.

Рэй зажмурил и открыл глаза, после чего жестом попросил стакан воды. В ожидании живительной влаги он положил ладонь на лицо, ощупал голову. Помимо растрепанной бороды, его длинная шевелюра сменилась отросшим ершиком волос, подушечки пальцев нащупали длинную бороздку со швами, тянущуюся от лба до макушки.

– Мистер Милт, я – доктор Питтерсон, – медленно произнес врач. – Вы попали в аварию. Вы помните это?

В руку сунули прохладный стакан воды с соломинкой. Рэй поднес его как можно ближе к лицу и сухими потрескавшимися губами ухватил трубочку, жадно поглощая воду.

– Вы поступили к нам в очень тяжелом состоянии, – продолжил врач. – Ушиб грудной клетки, множественные переломы ребер, перелом плечевой кости, лучевой кости, локтевого сустава левой руки, перелом бедренной кости и колена левой ноги, ушиб внутренних органов, закрытая черепно-мозговая травма со снятием скальпа и… Компрессионный перелом позвоночника…

Мозг едва мог обработать поступающую в невероятных объемах информацию. Перед глазами все еще был образ гниющего корабля, севшего на мель, и одинокая скала, на которую еще подростком он забирался, чтобы поразмышлять в одиночестве. Он допил воду и, облизнув губы, прохрипел:

– Сколько я здесь? – собственный голос показался ему совсем чужим, звучащим из тела какого-то другого Рэя Милта.

– Эм… Мистер Милт, сегодня 26 января 1996 года. Вы в больнице Ашфорд…

– Мне нужно идти…

– Вы меня точно услышали? Вы провели в коме три с половиной месяца, ваши кости сломаны, а мышцы атрофированны. Вам понадобится как минимум год реабилитации, чтобы вы смогли… ходить.

Только сейчас до него дошла вся тяжесть положения: он не мог двигать шеей из-за плотного фиксирующего позвонки воротника, согнутая в локте левая рука была закована в гипс от плеча до кисти, с левой ногой все обстояло примерно так же – она в гипсе была подвешена под острым углом. Здоровой рукой он нащупал на груди резиновую уточку, сжав в кулаке. Она издала хрипящий писк.

– Кто это принес?

– Простите?

– Ты оглох? – кости взвыли щемящей болью, давя на оголенные нервы Рэя. – Я спросил: кто это принес?