Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Поссе вспоминал, как во время бесед с ним Лев Николаевич выражал желание лично познакомиться с Кропоткиным. Особенно большие симпатии у великого писателя вызывали книга «В русских и французских тюрьмах» и «Узаконенная месть, именуемая правосудием». «Прочел я, – говорил он, – недавно его книгу о французских тюрьмах. Умная, поучительная книга, прекрасно выявляющая лицемерие республиканской власти. Очень хотелось бы мне лично познакомиться с Петром Алексеевичем Кропоткиным, но, видно, не придется…»[1186] В свою очередь, Кропоткин выражал ученику и последователю Толстого Владимиру Георгиевичу Черткову (1854–1936) восхищение романом «Воскресение», отмечая созвучие его тематики с книгой «В русских и французских тюрьмах». Восхищение Кропоткина этим романом было настолько общеизвестным фактом, что при постановке пьесы по его мотивам лондонский режиссер пригласил в качестве консультанта по вопросам «русского быта»… Петра Кропоткина[1187]

. Этим постановщиком был знаменитый британский театральный деятель и актер Герберт Бернбом-Три (1852–1917).

Лев Николаевич неоднократно передавал герою нашей книги приветы через общих знакомых: врача Душана Петровича Маковицкого (1866–1921) и активного толстовца Владимира Черткова. 28 августа 1908 года Кропоткин прислал лично телеграмму с поздравлением в честь восьмидесятилетия Толстого. Чертков же служил посредником между Кропоткиным и Львом Толстым, передавая своему учителю то, что сообщал для него в письмах Петр Алексеевич[1188].

В конце 1890-х годов Кропоткин в своей деятельности сходится с толстовцами. Вместе они оказывают помощь духоборам – одной из христианских сект России, адепты которой подвергались преследованиям царского правительства из-за массового отказа от военной службы, к чему вели их убеждения, связанные с неприятием любой власти и насилия в христианском духе. Лидер радикального крыла этой секты, Петр Васильевич Веригин (1859–1924) находился под влиянием идей Толстого и поддерживал с ним переписку. Подвергаясь арестам, тюремному заключению, ссылкам, а на местах своего постоянного поселения – насилию со стороны представителей власти, духоборы желали покинуть Российскую империю и найти более благоприятные места для жизни. В 1898 году они переселились на Кипр. Но климат, слишком отличавшийся от родного, российского, не давал им никаких шансов на выживание. Частые заболевания, смертность вынуждали искать новое место для поселения.

Вот тут и оказался кстати совет Петра Кропоткина. Во время путешествия по Канаде в 1897 году Петр Алексеевич обратил внимание, что климат этой страны очень напоминает российский. Кроме того, он имел возможность наблюдать, как в прериях Канады общинами живут сектанты-меннониты, нашедшие здесь приют и уважение своих убеждений. В голове революционера родился проект переселения духоборов в Северную Америку. Своим планом он поделился с квакерами, активно помогавшими духоборам, и с Чертковым. За содействием Кропоткин и Чертков обратились к Джеймсу Мейвору, а тот, в свою очередь, – к канадскому правительству, успешно прозондировав почву о возможности принять духоборов[1189]. План начал осуществляться, и вскоре в Канаде появились поселения духоборов.

27 ноября лидер духоборческой общины Петр Веригин посетил Кропоткина в Лондоне. «Сам он – просто умный, практичный

прежде всего, общинник. Только бунтовать не согласен, а то глубокий анархист»[1190]

, – слегка восторженно отозвался о нем Петр Алексеевич после дискуссии о религии, фанатизме и желаемом политическом строе будущего общества.

Но при всех комплиментах Веригину в его последователях Кропоткин вскоре разочаровался, выслушав истории анархистов и толстовцев, посещавших «духоборческое царство» Канады: «Духоборческие общины поразительно успешны как экономические предприятия. Они доказывают, как невероятно производительнее коммунистич[еский] труд пр[о]т[и]в единоличного. Но и только. В остальном они доказывают, какое безобразие "религиозное вдохновение" и общество теократическое вообще». Он возмущался «полубожескими почестями», которыми сектанты окружали своего лидера – «богушку Петюшку». Намекал Кропоткин и на далеко не духовные отношения Веригина «с его тремя "племянницами"»[1191].

В политических вопросах между Кропоткиным и толстовцами были очень серьезные разногласия. «Почти толстовец», говорите? Нет, и никогда им не был. Чертков вспоминал, что «в вопросе о борьбе со злом и насилием» у него с Кропоткиным время от времени разгорались «горячие споры». «Непротивление», «ненасилие» вводило Петра Алексеевича в нешуточное раздражение: «…он не раз, со свойственной ему горячностью темперамента, крайне раздражался против меня за мое упорство»[1192]. Правда, эта высокоидейная рубка всегда завершалась примирением. Отходчивость Петра Алексеевича и непротивленчество Черткова давали о себе знать…