Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Журналисты осаждали его дом в Бромли, добиваясь интервью с Петром Алексеевичем. Еще 23 декабря Кропоткин свалился с бронхиальной пневмонией. Врачи прописали ему постельный режим, продолжавшийся до 4 февраля[1318]. Даже статьи в газету «Хлеб и Воля» он пока не писал. Но и под одеялом, с градусником под мышкой, Петр Алексеевич следил за сообщениями в английской прессе. Его племянник, Николай Александрович Кропоткин, гостивший в Бромли, вспоминал, что дядя не мог подняться и выйти на пресс-конференцию, стихийно образовавшуюся на улице. И тогда он передал журналистам, осаждавшим дом, записку с текстом, очень кратко выражавшую его позицию: «Долой Романовых!»[1319]

Позже, в апреле 1905 года, Кропоткин напишет: «Несомненно, что государственная власть не может дольше оставаться в руках царя и его полицейско-жандармских чиновников. Несомненно, что она скоро перейдет в руки Законодательного Собрания, – сколько бы Романовы ни проливали крови русского народа. Мало того, чем больше крови народной прольет Николай II, тем вернее подготовит он переход от империи к республике»[1320]. Старый революционер не ошибся: все это произойдет, правда, не в 1905-м, а двенадцать лет спустя…

«Кровавое воскресенье» глубоко потрясло Кропоткина. Он восхищался поведением «этих храбрых людей, которые шли навстречу бойне с убеждением, что из их крови зародится новая жизнь». «Они были грандиозны, эти 80 000 человек, приносящих божью клятву и встретивших бойню и смерть за великое дело всей нации», – писал он сразу после событий адвокату Роберту Спенсу Уотсону (1837–1911), казначею «Общества друзей русской свободы»[1321]

. Он жадно читал племяннику вслух английские газеты, цитировал отрывки из напечатанных прессой воззваний Георгия Аполлоновича Гапона (1870–1906) – лидера легальной организации «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», организатора сбора подписей под петицией с требованиями рабочих и той массовой демонстрации 9 января, расстрелянной войсками[1322].

* * *

В следующие месяцы бурного 1905 года Кропоткин жадно, с неослабевающим вниманием наблюдал из далекого Лондона за бурными событиями, которые до основания сотрясали одряхлевшую империю. А там повсюду полыхали массовые стачки, сопровождавшиеся митингами, манифестациями, столкновениями с войсками и полицией, а часто и баррикадными боями. Во многих городах появились Советы рабочих депутатов, состоявшие из представителей бастующих: они должны были организовывать борьбу работников, действуя как органы самоуправления. Во главе этого движения стояли не только активисты социалистических партий, но и рядовые рабочие, избранные трудовыми коллективами предприятий. Во многих городах, как в Иваново-Вознесенске, Советы на время брали в свои руки управление повседневной жизнью. Появились и первые профсоюзы. Во всех слоях населения стали популярными лозунги свержения самодержавия и его замены демократическим строем. Одни выступали за конституционную монархию, другие – за демократическую республику. Но одновременно бастующие добивались социально-экономических изменений: введения восьмичасового рабочего дня, улучшения условий труда, отмены сложной системы штрафов, вежливого обращения со стороны хозяев предприятий и администрации.

Кропоткин буквально набросился на племянника Николая с расспросами. И прежде всего его интересовала большая часть населения России – крестьяне. «Он расспрашивал о крестьянах, их обиходе, разговорах, о студентах, о помещичьем быте, – причем он обнаруживал необычайную, несколько восторженную любовь к крестьянину, но терпимо относился и к среде помещиков, хорошо зная ее и потому не рисуя в одних черных красках»[1323]

. И тут же Петр Алексеевич начал говорить о том, что собирается делать: «вернуться в Россию и издавать крестьянскую газету»[1324].

Уже в начале марта он напишет с восторгом Яновскому, что народное движение в России «довольно удачно прорвало узел узости политических партий». Вскоре оно перекинется из городов на села, начнутся крестьянские восстания. В результате, «приняв народный характер», Первая Российская революция «будет способна сделать гораздо больше, чем простое ослабление деспотического государства». «Она положит начало новой эры как экономического, так и политического освобождения народа»[1325], – предрекал он. Но для этого нужна поддержка рабочих и крестьян в других странах. Революция должна стать всемирной: «Наилучший путь помочь революции в России – начать Социальную Революцию во всех цивилизованных странах»[1326].