Осталось только обратиться к источникам, исходящим от самого Кропоткина. Не оставил ли он каких-то сведений о посещении съезда или о распитии чаев с большевиками? О распитии чая, кроме воспоминаний Ворошилова, в источниках сведений нет… А вот о съезде Кропоткин 27 мая писал Марии Гольдсмит следующее: «Конгресс с[оциал]-д[емократов] здесь продолжается. Я, конечно, не был: анархистов не пускают. Впрочем, Соня была на 1 засед[ании] с Фаннею Степняк и попала как раз на такую византийщину, что просто в ужас пришла. Роза Люксембург говорила, что кр[естьянство] представляет револ[юционный] элемент и нужно ему помогать. Плеханов – с пафосом – принялся ее отлучать от церкви, обвиняя в измене марксизму, в анархизме! Говорят, ленинцы – еще более ортодоксы, чем меньшевики!! ‹…› Соня в себя не может прийти от таких византийских раскольничьих споров, кот[орые] она слышала. "Ведь они мертвые!" – говорит…»[1294]
Ничего нет ни про посещение съезда, ни про приглашение к чаю. Поразительны и термины, которыми Петр Алексеевич нередко награждал русских социал-демократов в своих письмах: «плюгавенький марксида», «недоумки», «Плехановское гостинодворство»[1295] и т. п. «Нет невежественнее людей, чем марксисты. Они ничего, кроме популяризаций Маркса, не читают (и самого Маркса не читали всерьез громадное большинство из них)»[1296]. По отношению к эсерам и даже к российским либералам он таких выражений себе не позволял. Даже полемизировать с марксистами Кропоткин считал ниже своего личного достоинства, о чем писал в 1907 году анархисту Герману Карловичу Аскарову (Якобсону): «Вообще замечу, долговременный опыт убедил меня, что с соц[иал]-дем[ократами] полемики мы вести не можем по очень простой причине: мы не настолько нечестны, насколько это нужно, чтобы иметь верх в личной полемике „в адвокатуре“. ‹…› В личной полемике первое, что требуется, это нескрупулезность, наглость. Именно, как вы сами говорите, „искусство в комедийных действах“»[1297]. Какое уж тут приглашение на чай, с лестницы бы не спустил…Далее само описание Кропоткина Ворошиловым вызывает вопросы: «Худощавый, с бородкой клинышком, какой-то очень легкий и игривый». Но на всех фотографиях этого периода Кропоткин выглядит скорее круглым, полноватым. Да и никакой бородки клинышком, столь популярной у русских интеллигентов, нет. Борода у Кропоткина – широкая, лопатой. Уж не с Ленина ли писал своего «Кропоткина» Ворошилов? А может, с Троцкого или со Свердлова?
Описание того, что говорил «Кропоткин», вызывает не меньше вопросов. «Почему же вы не принимаете сейчас активного участия в революционной деятельности?» – спрашивает его большевик. Хозяин дома ему отвечает: «Годы мои уже не те. И потому вы, наверное, знаете, что я стою за свободу личности: хочешь что-либо делать – делай, не хочешь – стой в стороне, никто и никого не должен понуждать»[1298]
. Но в это время он как раз занимаетсяДальше «рабочие» большевики начинают засыпать его откровенно лживыми и оскорбительными заявлениями. Например: «Анархисты выступают против организованных действий рабочих, совершают грабежи и убийства, во время забастовок действуют как штрейкбрехеры»[1299]
. Последнее заявление было явно клеветническим. Любой читатель, знакомый с исследованиями по истории анархистского движения в России, может легко убедиться, что анархисты организовывали забастовки в Белостоке, Екатеринославе, Одессе, в других городах и с теми, кто продолжал работать во время забастовки, – штрейкбрехерами – вели жестокую борьбу. И Кропоткин, знавший от товарищей по движению, как обстоят дела в России, печатавший об этом корреспонденции в своей газете, сам выступавший за создание рабочих профсоюзов, опять как в рот воды набрал. «Каждый человек вправе поступать по своему разумению: как хочу, так себя и веду», – вот и весь ответ…