«Если деньги нужны, будем выть, но добудем! Я буду выть в каждом письме в Америку. Войте и вы все, родные мои»[1356]
. И «выл», а на «вытье» американские анархисты отзывались. И к нему приходят деньги от эмигрантов, живших в США и Великобритании. 3 марта 1905 года он получает сто фунтов стерлингов от Яновского[1357], в начале апреля – пятьсот долларов от другого лидера еврейских анархистов США – Гилеля Золотарева (1865–1921), в начале мая – восемьдесят долларов от чикагских анархистов, в октябре – еще сто восемьдесят долларов от американских анархистов, в начале ноября тридцать четыре фунта стерлингов прислали анархисты из южноафриканского Йоханнесбурга[1358], в мае 1906 года Союз немецких печатников Чикаго передал через Домелу Ньивенхёйса Кропоткину сорок фунтов пять шиллингов семь пенсов[1359]. Эти деньги идут в фонд «Хлеба и Воли», затем «Листков „Хлеб и Воля“», а также анархистам, уезжающим в Российскую империю. На эти деньги он организует нелегальный отъезд анархистов Рогдаева, его жены Ольги и других[1360]. В 1907 году Кропоткин признавался Яновскому: «Если за эти два года движение создалось и разрослось, то не забывайте, что первые шаги были сделаны на деньги, присланные вами, – та тысяча долларов, пришедшая, когда я лежал с воспалением легких, а вы вспомнили, что надо своим анархистам помочь»[1361].События в России настраивали его на оптимистический лад. В июне 1905 года Петр Алексеевич писал Яновскому: «…вести от товарищей в России хорошие. Все просят м[ежду] пр[очим] литературы, как можно больше наших анархических изданий»[1362]
.В самый разгар событий, когда внимание Кропоткина было приковано к России, пришла весть о смерти его старого друга – географа и анархиста Элизе Реклю. Ветеран Первого Интернационала болел уже давно. Петр Алексеевич навещал его в Брюсселе в июне 1904 года. Теперь, 4 июля 1905 года, старика Реклю не стало. Смерть многолетнего товарища по революционным и научным делам принесла глубокую печаль. Кропоткин высказал свое глубокое восхищение Реклю в некрологах, которые написал для
В августе 1905 года Кропоткиным удалось выехать на лето во Францию, откуда Петр Алексеевич был выслан так давно. Казалось, путь в те края закрыт для него навсегда! Но на сей раз французские власти не чинили препятствий. Знаменитый профессор-лингвист Мишель Бреаль (1832–1915) хлопотал за Кропоткина перед сенатором Жоржем Клемансо[1363]
. Петр Алексеевич надеялся немного отдохнуть и поправить здоровье, подлечить ревматизм. Но опять встречи, беседы, работа… Они с Софьей Григорьевной поселились в городке Этабль-сюр-Мер, в Бретани, примерно в трехстах девяноста километрах от Парижа.Здесь, на берегу красивого залива, знаменитого своими видами и пляжами, они оказались в кругу русских и зарубежных друзей. Среди них были семьи старого революционера-народника Давида Александровича Аитова (1854–1933), когда-то отданного под суд по «процессу 193» участников «хождения в народ» (в будущем, после февраля 1917-го – русского консула в Париже), и профессора Бреаля. Здесь же отдыхали: старый революционер-народник Константин Васильевич Аркадакский (1849–1930), редактор и публицист Зинаида Давыдовна Шкловская (?–1945), жена бывшего народника Исаака Владимировича Шкловского (1864–1935), переводчика книг Кропоткина, Джеймс Гильом.
Компания подобралась подходящая! В собеседниках недостатка не было. Обо всем этом он рассказывал в письме Марии Гольдсмит, назвав стихийно образовавшуюся вокруг него тусовку федерацией коммун: «А у меня работы по горло. Сюда же приехал Bréal, которого жена перевела
Конечно же, главной темой разговоров и бесед служила революция в России. Все надеялись на ее скорую победу. С Гильомом же Кропоткин собирался увидеться давно, но все никак не получалось. Теперь они смогли встретиться и обсудить свои старые и новые споры и отношение к французскому синдикализму[1368]
.