Предложенный Кропоткиным проект резолюции с требованием всеобщей амнистии в Испании и России был единодушно принят. Текст выступления был отправлен Роккеру, но почему-то так и не был напечатан до 1931 года. Пытаясь расширить движение протеста против расправы над Феррером, Кропоткин написал письмо Бернарду Шоу, призывая его принять участие в митингах. Тот, правда, вежливо отказался, пояснив, что манифестации и так носят массовый характер, а возмущенных казнью испанского педагога – хоть отбавляй. Что говорить о чувствах Кропоткина… Фотографию расстрела Феррера, обошедшую все крупные газеты мира, он хранил всю жизнь. Вместе с ним она приехала в подмосковный Дмитров и сейчас хранится в местном музее[1503]
.А 21 октября в Мемориал Холл, в Лондоне состоялся массовый митинг протеста против смертной казни Феррера. Фактически его инициаторами были Александра и Софья Кропоткины. Они вели переговоры с лидерами Независимой рабочей партии. Петр Алексеевич произнес речь, открыто назвав палачами авторов и издателей консервативной прессы Британии, не выступивших в защиту Феррера или же одобривших его казнь. Саша напечатала свою статью о деле Франсиско Феррера. Это был ее журналистский дебют…[1504]
В декабре 1909 года – мае 1910 года Кропоткины снова проводят зиму и весну в Италии, на «Вилла ди Марини» в курортном городке Рапалло. Лигурийская Ривьера приводит Петра Алексеевича в восторг. «Виды чудные, – рассказывал он в письме Марии Гольдсмит. – Прогулки дивные! Таких тонов при закате солнца нигде еще не видал. Одно слово – Средиземное море! И при одной мысли, что я на берегу этой колыбели нашей цивилизации, весь ум настраивается на какой-то высокий лад. Так и хочется написать что-нибудь
В Рапалло к нему наведался издатель
В декабре 1910 года Петр Алексеевич и Софья Григорьевна опять приезжают в Рапалло, проведя перед этим несколько дней в Милане, где непрерывно лили дожди и реки вышли из берегов[1509]
. Здесь Кропоткин встретился с анархистом Этторе Молинари (1867–1926). Они обсуждали планы издания анархистской литературы[1510]. Но на Ривьере, где Кропоткины поселились на «Вилле Тереза» на Фоссато-дель-Монте, опять было солнечно. «За последние полгода я так хорошо себя чувствовал и так поправились легкие…»[1511] – писал Петр Алексеевич Марии Гольдсмит.Во время визитов 1909–1910 годов Кропоткины побывали в Кави ди Лаванья. Здесь по инициативе близкого к эсерам писателя, журналиста и издателя Александра Валентиновича Амфитеатрова (1862–1938) образовалась колония из шестидесяти – восьмидесяти русских революционеров-эмигрантов. Кропоткины время от времени всей семьей приезжали сюда пообщаться со старыми друзьями. Амфитеатров вспоминал: «Пробегал, семеня мелкой рысью, всегда сопровождаемый свитою поклонников и учеников, апостол анархизма, Петр Алексеевич Кропоткин: маленький, сухонький, седенький, лысенький, суетливый, говорливый, ртутно подвижной, всем во всем учитель, ходячий энциклопедический лексикон, одаренный неугомонно торопливою, как бы граммофонною, речью». Петр Алексеевич в своей «неистощимой словоохотливости» был необыкновенно общителен и даже ссорился с женой и дочерью, когда упоительно «забалтывался» с кем-нибудь. В результате задержанная его беседами семья опаздывала на поезд, и Петр Алексеевич «был словесно истязаем от своих»[1512]
.Но здоровье больного по-прежнему оставалось шатким. Достаточно было легкой ангины! Поэтому на обратном пути Кропоткины в мае 1911 года остановились в Рапалло. «Вот приехал сюда, думал отдохнуть, набегаться в чудном горном воздухе и окрепнуть. Я ведь всю зиму работал без единого дня отдыха, – сетовал Петр Алексеевич. – А вместо того расхворался расстройством пищеварения… Сырость здесь ужасная: 8-й день льет почти без перерыва»[1513]
.