12 марта состоялось новое собрание, очень бурное, причем его председателем избрали уже левого эсера. Главным здесь стало обсуждение политических вопросов – но этот факт нуждается в комментариях. Действительно, итогом митинга была политическая (в отдельных своих пунктах) резолюция, и представители завкома даже выразили недоумение, почему вместо хлеба рабочие просят свободы слова[928]
. Но масштабы проявленного здесь инакомыслия не следует преувеличивать. На политические устои государства тут никто не покушался. Один из выступивших, представитель оппозиции Глебов, хотя и осуждал террор, но много говорил и о расколе рабочих, а в заключение несколько туманно призывал к объединению «всех разумных социалистических сил в единый социалистический строй»[929]. Да и политического спора на собрании не было – мы слышим, как правило, монолог социалистов, а об откликах рабочих судим лишь по коллективной резолюции.Эта знаменитая резолюция путиловцев, ставшая главным идеологическим документом мартовских волнений, и была предложена все тем же Глебовым. Собственно, это был даже цикл резолюций – каждое из собраний дополняло прежние свои решения, и затем все это было представлено как единое целое.
Преамбула данного документа была полна жалоб на нищету и голод; политических разногласий здесь не касались. Упоминалось, правда, об «односторонней и узко фракционной власти», занятой «сведением счетов»[930]
, – но это все же краткое определение, а не подробная политическая декларация. Первый пункт резолюции посвящен исключительно бытовым вопросам: просили фунт хлеба в день на человека, обуви и одежды рабочим и их семействам. Второй пункт резолюции, отвергая увеличение пайка за счет детей и «прочих граждан», требовал даже не свободной торговли, а некоей кооперативной закупки продуктов, причем строго оговаривалось, что она должна существовать при неограниченной поддержке правительства – не допускали даже намека на ее «альтернативность». Третий пункт несколько повторял предыдущий – он предусматривал свободу действий для кооператоров и снятие «заградительно-грабительских кордонов». Столь же ограниченными следует считать и предложения установить рабочий контроль за распределением продуктов – об этом говорилось в четвертом пункте.Пятый пункт резолюции и есть собственно политический. Процитируем его целиком: «Мы требуем полной политической амнистии и немедленного освобождения из тюрем, застенков и чрезвычаек всех людей, брошенных туда за убеждения и свободное их распространение»[931]
. Самым примечательным в этом документе является шестой пункт – о возможной будущей власти. Авторы, понятно, не могли обойти молчанием эту проблему, – но обратим внимание, каким вдруг неточным, двусмысленным становится их политический язык: «Мы требуем отказа, как в области экономического строительства, так и в области политического управления, от узкого и фракционного недоверия к широким народным массам <… > требуем создания единого социалистического фронта и привлечения к социалистическому строительству всей трудоспособной революционной демократии»[932]. Что здесь предлагается – Советы, Учредительное собрание, земства или нечто иное, понимается ли под «созданием фронта» участие в правительстве или идеологическая коалиция, что такое «трудоспособная» демократия и в чем суть ее «привлечения» – выяснить трудно, все это допускает различное толкование.