Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны

Забастовки, правда, не всегда были следствием одобрения путиловской резолюции – проголосовавший за последнюю Трубочный завод к стачке не примкнул. Да и сами путиловцы не слишком уповали на агитационную силу своих обращений, предпочитая им посылку делегаций на заводы – именно они способствовали приостановке работ на Александровском механическом заводе и фабрике Паль[939]. Кое-где стачки возникали и вне всякой связи с путиловскими событиями, в силу внутренних причин. И только совпав с ними по времени, они стали восприниматься как их логическое следствие. На заседании Петросовета 14 марта делегаты ряда предприятий, в том числе Сименс-Шуккерта и Максвелла, в один голос заявили, что забастовка этих заводов не имеет ничего общего ни с «авантюрой левых эсеров», ни вообще с политикой[940]. Характерным примером подобного совпадения были события на фабрике Речкина. Из-за понижения тарифных ставок рабочим «итальянская» забастовка началась здесь уже 11 марта, а вскоре прекратили работу все мастерские. Знакомство с путиловской декларацией произошло лишь позднее – ее заслушали и одобрили, но сколь-нибудь решающего значения она не имела

[941].

К этому следует добавить, что в целом число бастовавших не было большим. Многие предприятия не откликнулись на мартовские волнения, хотя причины здесь были разными[942]. Более того, везде принимались резолюции, осуждавшие как путиловцев, так и вообще всех бастовавших. Насколько они отражали подлинные мысли рабочих, сказать трудно. «Некоторые товарищи докладывают, что по якобы единогласно принятой резолюции еще нельзя судить о настроении рабочих», – такую запись можно прочитать в протоколе заседания коллектива РКП Русско-Балтийского моторного завода 17 марта 1918 г.[943]

Единодушное голосование по заводам слишком уж контрастировало со слухами, распространенными в эти дни в городе. 16 марта, например, ожидались какие-то «выступления» в Петрограде и случайные выстрелы расценивались как пролог к восстанию[944].

Самое примечательное в мартовских забастовках – это то, как они заканчивались. Здесь не рассматриваются особые случаи – «оккупация» Путиловского завода, разгон рабочих трамвайного парка и «Треугольника». Но зачастую никаких насильственных действий и не требовалось. На заводе б. Речкина стачка была прекращена тотчас же по получении известий о прекращении таковой среди путиловцев[945]. Нечто похожее мы наблюдаем и в других местах. Нередко забастовки кончались вне зависимости от того, выполнялись или нет требования рабочих. Возникает даже ощущение, что все это – некий механический акт, лишенный экономического и политического смысла. Данным сценарием стачек была подчеркнута значимость не идеологических, а «коллективистских» мотивов в поведении рабочих, групповое начало в массовых действиях. И, разумеется, следует сказать об аморфности собственно «идеологической» программы стачек, которая придала бы рабочим акциям большую устойчивость, широту и автономность. Парадоксальность ситуации состояла в том, что мартовские волнения рабочих можно счесть и политическими, и неполитическими.

Политическими они являлись потому, что объективно, что бы ни говорили их участники, представляли собой именно оппозиционную акцию. Вместе с тем рабочие, в подавляющей своей части, отрицали эту оппозиционность. Их резолюции зачастую были лишены политических «вкраплений», а там, где они допускались, заметны их неотчетливость и умеренность.

«Когда речь заходила о вопросах принципиальных – о сущности Советской власти, о ее борьбе с империалистами, о коммунизме – никто из делегатов завода и не думал возражать, наоборот, все положения… принимались скорее сочувственно», – писал о встречах с рабочими депутациями в мартовские дни один из руководителей ПК РКП(б) К. Шелавин[946]. Его слова подтверждает и другая информация о настроениях на заводах ранней весной 1919 г. На фабрике Паль, например, немало произносилось «черносотенных» (по определению коммунистов) речей, здесь требовали отмены смертной казни и «упразднения Гороховой, 2». Однако в принятой рабочими резолюции говорилось только об увеличении хлебного пайка, выдаче мануфактуры, пересмотре тарифных ставок[947]

. Обратим внимание, как быстро начался перелом в настроении рабочих после взрыва водопроводов на Шпалерной улице и на Петроградской стороне 30 марта, что немедленно приписали, безо всякого расследования, левым эсерам. Информаторы в те дни отмечают «сочувственное» и «удовлетворительное» отношение к коммунистам на предприятиях, в частности, на таких «неспокойных», как Лаферм и Печаткина[948]. Особо упомянем в этой связи один из стачечных «бастионов» – Трубочный завод, на котором, как следует из отчета организатора местной партячейки 1 апреля 1919 г., «настроение переменилось в лучшую сторону». Он, правда, отмечает и выкрики из толпы во время митинга, и возмущение недавними арестами на заводе, но тут же добавляет: «В связи с последними событиями настроение отчасти изменилось в этом отношении»[949].