Петрусь Потупа

— Где пастухи? — крикнул объездчик.

Петрусь молча смотрел на Юзефа, и только одна мысль — спасти корову — металась в его сознании.

— Скажешь ты, где пастухи? — ещё раз вскрикнул Юзеф.

Не дождавшись ответа, он приподнялся на стременах и с размаху хлестнул мальчика плетью.

Острая боль обожгла плечо.

Петрусь упал под ноги лошади, но тотчас вскочил и, подгоняемый криками объездчика, бросился к Чёрному бучалу.

«Пропадёт Красавка — что с батьками будет!» — вихрем пронеслось в голове мальчика.

Сначала под ногами мелькали луговые травы, потом проскочила рыжая, покрытая паутиной трещин торфяная земля с редкими белёсыми растениями, и наконец из ярко-зелёной травы трясины замигали первые незабудки Чёрного бучала.

А ведь когда-то на месте Чёрного бучала простирался всё тот же необъятный луг, ветер колыхал густые травы, звенели кузнечики. Но в одно летнее утро всё изменилось: небрежный пастушеский костёр поджёг торф. Огонь, вначале робкий и слабый, усиливаясь, глубоко зарылся в торфяной пласт, и его чадное дыхание долго душило окрестности, пока обильные осенние дожди не заглушили возникший пожар.

В половодье вода промыла обгоревшее место, да так и осталась в нём, как в чаше. С годами прожог затянулся ровным ковром травы, под которым хлюпала гибельная чёрная жижа трясины. Лишь на середине круглилась зловещая полынья, где на коричневой поверхности вздувались зелёные пузыри. Люди эту страшную отдушину назвали «дыхалом». В тёплые, влажные ночи было слышно, как в ней будто кто-то сипит и тяжело вздыхает. Кое-кто из крестьян думал, что это стонет и жалуется пастух Прокоп, затянутый топью.

Тонкий травянистый покров болота скрывал предательские «окна», и только там, где торф выгорел не так глубоко, бугрились редкие кочки.

Крестьяне боялись Чёрного бучала, в особенности в ночном, когда стреноженные кони близко подходили к опасному месту. Одно время от трясины пытались избавиться — рыли через неё канаву, но люди не окончили и половины работ: топь засасывала. После этого осталась узкая лента светлой, отстоявшейся воды.

Петрусь стремительно влетел на трясину. Ноги быстро мелькали, едва касаясь зыбкого зелёного одеяла болота.

Надвигается, растёт Красавка. Чёрное бучало рябит, отчего Красавка кажется окутанной в зелёный туман.

Впереди сверкнула холодная полоска воды.

«Канава!.. Не с того боку зашёл!..»

Петрусь, спотыкаясь, огляделся. Сбоку — отверстие «дыхала», огромное, зловещее.

Но что это?

Мальчик оцепенел. Всё болото, насколько хватало глаз, двигалось, как живое, перекатываясь тяжёлыми зелёными волнами.

Петрусь увидел, что он стоит на дне глубокой воронки, рядом уже прорвалась и ключом бьёт чёрная, как дёготь, вода, а под ногами что-то угрожающе трещит, словно невидимые зубы рвут мешковину.

Слабо вскрикнув, Петрусь было повернул назад, но трясина бугром вздымала мшистый покров. Подминая его, Петрусь сделал несколько неуверенных шагов. Студёная вода обдала ноги, внизу затрещало.

«Ложись!» — подсказывал внутренний голос, и Петрусь, распластавшись, пополз. В голову ударил тяжёлый запах трясины, голубыми мушками закружились в глазах незабудки. Петрусю казалось, что он ползёт по лохматому брюху неведомого животного, внутри которого что-то лопается, урчит, хлюпает.

«Пропаду, погибну!» — стучит в висках.

Мальчик, задыхаясь, остановился. Приподнявшись, он увидел похожий на ежа бугорок. Кочка! Петрусь рванулся, и когда его дрожащие ноги укрепились на кочке, под ней захрустело, кочка дрогнула и стала медленно погружаться в трясину.

Петрусь, ухнув, опустился на корточки. Глаза его лихорадочно заметались по болоту.

«Вон ещё бугор… Перебегу!»

Вихрем перенёсся он к новому спасительному островку. Осмотрелся. Кругом безмолвной зыбью волнуется трясина, на покинутом месте — озерцо воды, справа — канава, а за ней, совсем близко, — Красавка.

«Красавка!.. Живая!.. — И Петрусь замечает, что берег, на котором стоит корова, выше, на нём даже прилепился кустик. — Перескочу!.. А ну как не перескочу?..»

Но медлить нельзя. Петрусь бросается на зыбкий покров и, не давая ему прорваться, передвигается всё дальше. Канава. Мышцы напрягаются. Тело мальчика тенью проносится над водой, ударяется о берег, скользит по его откосу и сразу окунается по пояс в воду. Но руки сами хватаются за ветви ивы. Извернувшись, Петрусь выбрасывается на берег. Берег отвалившимся ломтём осел в канаву. Мальчик отчаянно завозился. Ступня наткнулась на корень ивы, оттолкнулась — Петрусь перескочил за линию оползня, а корни, развернувшись диковинным пауком, растаяли в канаве.

Красавка рядом.

— Назад! — дико кричит Петрусь. Почуяв опасность, корова встревоженно подняла голову, беспокойно затопталась и тяжёло затрусила в сторону. Впереди неё широко покатился зелёный вал, позади, выбиваясь из сил, бежал Петрусь.

С каждым шагом вал становился всё меньше. Наконец он исчез — под ногами была твёрдая почва. Но Петрусю казалось, что самое страшное ещё впереди. Не веря в избавление, он глазами искал Юзефа.

В то время, когда Петрусь выбирался из трясины, объездчик, стоя у края болота, азартно размахивал нагайкой.