— Сядь, Петрусь, — сказал он, опускаясь на корточки.
Петрусь сел рядом.
— Слыхал, что с Гордием? — спросил Игнат.
Мальчик кивнул.
— Он Ульянку спас, а мы, Петрусь, должны выручить…
— …его, дядя Игнат, — тихо досказал мальчик, чувствуя, как часто забилось у него сердце.
— Не освободим Гордия ночью — утром повезут его в город, и пропадёт хлопец ни за что, — продолжал Барма.
— Что же делать, дядя Игнат? — растерянно спросил мальчик.
— Скажу. Только поклянись, что пастухам не скажешь или ещё кому про наше дело.
— Сейчас клясться? — спросил Петрусь, торопливо поднимаясь.
— Теперь.
Петрусь выпрямился, опустил руки вдоль туловища и звонкой скороговоркой начал:
— Чтоб меня земля не приняла… Чтоб у меня язык во рту отсох… Чтоб меня громом разнесло!..
Мальчик передохнул, взглянул на Барму:
— Ещё?
— Хватит, Петрусь, Верю, что не скажешь.
Усевшись, Петрусь выжидающими, глазами смотрел в лицо парубку. Водя палочкой по земле, Игнат озабоченно заговорил:
— Как спасти Гордия, я придумал, а где стерегут его…
— Я высмотрю, дядя Игнат! — перебил Петрусь. — Пригоню скотину на панский двор и высмотрю.
— А скажи, как я про то узнаю? — повеселев, спросил парубок.
Петрусь с минуту подумал.
— Дядя Игнат, вы старую грушу знаете за нашим двором? У неё ещё дупло есть.
— Знаю, Петрусь, то дерево.
— Там и ждите меня, пока не вернусь с панского двора.
— Буду ждать. Только, Петрусь, не всё это: главное — выкрасть лошадь.
Петрусь опешил:
— Дядя Игнат, у кого?
— У пана.
Мальчик широко открыл глаза.
— Из панского табуна, — пояснил Барма. — И увести надо лошадь тебе.
Петрусь опустил глаза.
— Боишься? Скажи, другого поищу…
— А как попадёт хлопцам, что стерегут коней? — запинаясь, произнёс Петрусь.
— Попадёт немного: подумают, что взял коня Гордий.
— Так на лошади он тикать будет! — обрадовался мальчик.
— Когда возьмёшь коня, скачи до Старой балки. Там у Больших пней жди нас…
— Знаю. Я там бандуру слушал! — сказал мальчик.
Барма поднялся, досмотрел на солнце:
— Не хватились бы тебя пастухи. Иди, хлопчик. Желаю удачи.
Выйдя из чащи, он направился к селу, а Петрусь, подобрав хворост, поспешил к стаду.
— Где ты пропадал, Петрусь? — спросил старший пастух.
— Ножик я потерял, Василь. Так и не нашёл…
— Добрый был ножик, — искренне огорчился Василь.
Весь остаток дня Петрусь, двигаясь за стадом, представлял себе многочисленные опасности, ожидающие его ночью. Вот скачет за ним погоня, палят в него из ружей. И Петрусь в лад мыслям оглушительно хлопает кнутом.
Повернув к нему головы, коровы насторожённо смотрят на мальчика.
— Ты что? — дотронулся до него Василь.
Не отвечая, Петрусь кнутом чертит на земле лошадь…
— А ты не журись: нож потерял — не голову, — участливо говорит Василь. — У меня дома железка есть, новый выточим.
— Видится мне, что я на лошади тикаю, а ты… про железку! — нечаянно вырвалось у Петруся.
Василь удивлённо шевелит бровями.
— Дурость у тебя в голове сегодня, Петрусь, да не малая, а с добрую гулю, — замечает он отходя.
Над вечерним притихшим лугом поднялись хороводы мошкары. По траве задвигались длинные тени. Всё чаще и беспокойнее ревели коровы.
— Заворачивай стадо! — нетерпеливо кричит Петрусь.
— Василю, дава-а-ай! — поддерживают с другого конца Мирон и Лаврик.
Василь взглядывает на опускающееся солнце и решительно даёт сигнал к отходу. Хлопают бичи, суматошно носится под ногами Рудый. С нестройным шумом стадо послушно поворачивает к селу.
— Кушайте на здоровье! — приветливо встретила пастухов в людской дворовая баба Одарка, ставя на стол миску дымящегося борща.
Пастухи принялись за еду. Хлебнув раз, другой, Петрусь положил ложку на стол.
— Чего же ты? — участливо спросила его Одарка.
— Недужится, — ответил Петрусь.
Хлопнув дверью, в хату вбежал рыженький мальчик с подвижной, как у мышки, мордочкой, густо усыпанной крапью веснушек.
— Мамо, вы мне кашки насыпете? — с любопытством оглядываясь на пастухов, обратился он к Одарке.
— Придёшь ты всегда, Сашко, не вовремя! — недовольно ответила мать, гремя ухватом. — Видишь, хлопцев кормлю.
Скорчив рожу Петрусю, Сашко, проскакав на одной ноге по хате, выскочил на улицу.
В людской стемнело.
— Хоть каши поешь, — говорит Петрусю Одарка, ставя на стол зажжённую плошку.
— Спасибо, не хочу я.
Мальчик поднялся. «Проберусь на задний двор — к погребам, там и Гордий», — думал он.
Внезапно дверь распахнулась. Споткнувшись о порог, в хату влетел взбудораженный Сашко:
— Гордия повели!.. Из погреба!..
Одарка, резавшая хлеб, выронила нож. Пастухи опустили ложки.
— Идёт он, на ногах цепи дзвинькают, — захлёбывался Сашко. — Лицо всё побитое, а сам усмехается…
Не дослушав, Петрусь выскочил из хаты.
У крыльца возбуждённо шумела кучка дворовых:
— Завтра повезут его.
— Да кто об этом знает?
— Конюхи говорили: управитель велел коней готовить.
— Не видать ему белого света, ни родного села! — сокрушённо причитала пожилая скотница.
— А парубок ласковый, мухи не обидит понапрасну, — с жалостью говорила чернявая молодица.
— Пропадёт сердяга! — вздыхает старый скотник Явтух.
— Дед Явтух, а куда повели парубка? — тормошит его за рукав Петрусь.