Мистер Саммерс вздернул правую бровь.
– Вот молодежь пошла, – сказал он. – Никакого понятия о гордости. Тьфу, смотреть противно!
–
– Ладно, – сказал вслух Джейк. – Ты, как там тебя, Хьюэт, марш на кухню. Возьмешь там поднос. Притащишь сюда. И смотри мне, чтобы тихо!
– А если попадусь? – испугался тот.
– Вот бестолочи! – возмутился Д.Э. – Скажешь, что... э-э-э.. на полу нашел, несешь обратно и больше ничего не знаешь. Всему учить надо!
Джейк сам весь взмок, пока этот суслик носился в столовую и обратно. На лестнице несчастное дитя споткнулось с подносом. В дортуаре отозвался звон и грохот. Д.Э. вытер шею ладонью.
– Так-с, – сообщил он напряженно слушавшей шайке-лейке, – я мыться пошел. Буду через десять минут. Все, кто участвовал в безобразии, готовьтесь к серьезному разговору.
За шумом воды, лившейся в жестяное корыто, было не расслышать всех тех приключений, которые постигли по дороге Хьюэта, и вообще, учитель, спокойно приводивший себя в порядок в умывальной, при любых обстоятельствах оказывался ни при чем. Говоря честно, ему куда больше хотелось спать, и кстати уж подумать о вопросах, более насущных, но дело есть дело. Поэтому мистер Саммерс вытер шею полотенцем, облачился в халат поверх ночной рубашки и зловещей тенью появился на пороге дортуара.
– Хьюэт, – сказал он тем тоном, которым отец обыкновенно просил Розу принести трость или розгу, – дай мне поднос.
Дрожащий Тим Хьюэт принес поднос.
– Бам-м! – сказал поднос. – Бам-м-м! – Бам-м-м-м!
Тим стоял, краснел и, хоть жмурился, послушно подставлял лоб. Когда экзекуция кончилась, был отправлен в кровать. То же самое случилось с его толстым подельником. Который трусливо попытался прикрыть лоб руками, за что и получил подносом по заду. А также со всеми теми, кто позволил себе открыто высказаться в адрес пострадавшего коллеги.
– И вот так, – сурово сказал Джейк и спрятал поднос подмышку (кухня обойдется, самому нужен), – будет с каждым. Claro?
– Claro-claro! – трусливо прошептал дортуар.
Через пару недель, в четверг, что ли, утро началось не совсем удачно. Во-первых, Д.Э. решился завести разговор с преподавателем арифметики относительно вознаграждения. Цифра была дохлая: сорок пять долларов в месяц. Это с учетом того, что арифметика ценится, как не забыл похвастаться собеседник, куда выше, чем гимнастика. Отобранное у вечно жующего толстого печенье было слабоватым утешением. Затем выяснилось, что опять кончаются сигареты. А затем на занятие опять явилась мадам Гландау.
– Формуляр, мадам? – не успел собраться с мыслями Д.Э.
– На правильном заполнении формуляра занятий, – руки мадам Гландау сцепились на груди, – строится дисциплина. Ученики должны помнить, что все их промахи и достижения заносятся в формуляр. Учитель, в свою очередь, должен сравнивать результаты, сообразуясь с записями, чтобы...
– Я понял, мадам. Спасибо, что напомнили. Знаете, со всей этой разработкой программы как-то...
Ответом его не удостоили.
– Э-э-э, – Джейк повернулся к подопечным. – Кто раньше занимался формуляром?
– Мистер Бриксли, сэр! – отрапортовал ушастый Кокс. – И мистер Пенни, и мистер Лоудргрэйв. А мистер Гландау формуляр не вел, ему некогда.
– Безобразие какое-то, – проворчал новый преподаватель гимнастики.
Мадам согласно кивнула:
– Работы предстоит – видите сами.
– Будем исправлять, – решительно проговорил Д.Э. Саммерс и обозрел шеренгу. – Этот, как его...
– Бэзил, сэр. Хатчинсон, сэр, – пискнул толстый.
– Отлично, Хатчинсон. Ты назначаешься главным по записям. Сгоняй... то есть, сходи в мой кабинет, принеси сюда формуляр. Он в столе.
– Как? – испугалась мадам. – Вы хотите доверить документацию ребенку?
Джейк с тенью заботы на лице обернулся:
– Мадам, – строго обратился он к хозяйке. – Я вижу теперь, в чем заключалась ошибка моих предшественников. Никакой дисциплины, мэм. Так просто нельзя! Еще мой папенька говорил: никогда не делай за чадо то, что оно может сделать само!
Лицо мадам выразило внимание вежливое, но недоверчивое.
– Я прошу вас отнестись к моему заявлению со всей серьезностью, – тут Д.Э. придал голосу сокрушенный тон, который так любил похоронный церемониймейстер. – Теория – материя мертвая, мадам. Практика, практика, только практика. Только собственными руками можно постичь дело, которое должно преподать дитяти.
– Сэр! Да я в этом не понимаю ничего! – Хатчинсон испугался и достал из кармана спортивных брюк конфету.
– Вот и учись, – Д.Э. отобрал конфету и сунул в собственный карман. – Учись, мой друг, учись. Единственный способ научиться – взять и сделать. Бегом!