– А то как же!.. У меня в те поры, как ты от нас уехал, голос ещё не прорезался. Это потом уже меня и на свадьбы, и на поминки стали наперегонки звать… На клиросе тоже петь доводилось… Славно!.. А нынче… Два года, как опухоль в глотке засела… Душит, подлая, и петь не даёт… Скверность…
– Да… Нехорошо, – согласился Павел Петрович. Не знал он, о чём говорить с Сашенькой.
– А ты бы, Павлик, папироску мне купил, – жалобно попросил нищий. – Знаешь, как курить хочется!..
– Так тебе вредно, наверное, раз опухоль, – робко возразил Троицкий.
– Эх, Павлик!.. Об чём горевать?!.. Мне бы в могилку поскорей… Устал я…
По дороге в магазин Сашенька рассказал, что живёт он вообще-то неплохо – в молочной цистерне, которая вот уже лет шесть, если не больше, валяется под откосом возле хлебозавода. Как случилась тогда авария и сошёл паровоз с рельсов, а с ним заодно и цистерна, так с тех самых пор никто убрать её не удосужился… Нет, паровоз-то сразу убрали, а вот у бочки железной хозяина так и не нашлось. Даже на металлолом она не сгодилась.
– А мне и благо, – смеётся нищий, – крыша над головой имеется… Тепло, и дождик не мочит… Славно…
Действительно, куда лучше-то?!..
Полупив желанные сигареты, Сашенька пришёл в неописуемый восторг. Вместо одной пачки, Павел Петрович купил ему целую упаковку его любимых "Ароматных".
– Павлик!.. Дорогой ты мой!.. Это же на сколько мне хватит?!.. Даже представить страшно!.. Ну, спасибо!.. Ну, удружил!.. Век не забуду!..
И полез целоваться.
– Да чего там?.. – смутился Троицкий. Он начинал чувствовать себя неловко: покупатели в магазине и даже прохожие на улице с нескрываемым любопытством разглядывали странную парочку: оборванец в дырявой фетровой шляпе и респектабельный гражданин в драповом пальто и фетровой шляпе!.. Что может быть у них общего?!..
– Павлик, а ты заходи ко мне в гости! – предложил Сашенька. – Поболтаем… Старое вспомним… Батюшку твоего помянем… Царство ему Небесное… Ты ведь не знаешь, как этот жидёнок Генкин его живым в землю закопал, а я всё видел… Всё!.. На моих глазах казнь злодейская совершилась. Даже вспомнить страшно.
– Ладно. Время будет, зайду…
– Кстати, на днях ко мне в цистерну Тараска заглядывал.
– Какой Тараска? – удивился Павел Петрович.
– А тот самый, что в экзекуции над твоим батюшкой самое непосредственное участие принял.
– И что же?
– А ничего. Увидал, что взять с меня нечего, и был таков… Видать, из мест заключения сбежал… Так зайдёшь?
– Будет время, зайду, – пообещал Троицкий.
– Меня не застанешь, записку оставь.
И они разошлись в разные стороны.
Как важно вовремя родиться, так и умереть в нашей стране тоже надо вовремя. Ни в коем случае не следует этого делать в субботу или в воскресенье, а особенно – накануне общегосударственных праздников: Нового года, Первомая и седьмого ноября. Истинность этого утверждения испытал на себе Ступак: его несчастная мать умерла в самый неподходящий день. Ни первого, ни второго января госучреждения не работали, следовательно, никто не мог выдать Семёну свидетельства о смерти матери, а без этой бумаги не то чтобы похоронить, но даже заказать гроб было невозможно. К тому же по странному стечению обстоятельств «Бюро ритуальных услуг» было закрыто до четвёртого числа. К положенным всем гражданам двум выходным дням дирекция присовокупила неведомо откуда взявшийся «отгул», и получилось так, что умершие граждане Краснознаменска обязаны были ждать, пока похоронная служба города нагуляется вволю. Единственное, чего смог добиться Ступак, это, чтобы мать всё-таки забрали в морг.
Когда тело Ираиды Сергеевны увезли, Семён остался один в пустой комнате, ставшей сразу просторней, больше. Притихшие собаки прекрасно понимали, что случилось, и сидели рядком около ещё не убранной кровати хозяйки, покинувшей их навсегда, тихо поскуливая. В полном отупении сидел Ступак за столом, уставившись безсмысленным взглядом на голубые и жёлтые квадратики, аккуратно расставленные по зелёному полю клеёнки, на которой стояла оставшаяся после завтрака посуда, и не понимал, почему ничего не испытывает?.. Ни ощущения утраты, ни горя, ни даже сожаления – ничего, что должен чувствовать любящий сын, потерявший мать.
Какая-то чудовищная дыра образовалась в его внезапно отупевшей душе.
В комнату заглянула Тамара.
– Может, тебе чайку согреть? – предложила она.
– Спасибо, не надо… Ничего мне не надо… Спасибо…
Тамара постояла в дверях, помялась.
– Так неожиданно всё… Так вдруг… Мы ведь с ней ещё утром сегодня разговаривали… Я к ней зашла с Новым годом поздравить…
– Да?.. – в принципе, Семёну было всё равно, говорила Тамара с матерью или нет, но из вежливости он спросил: – И о чём же?..
– О тебе, Сенечка… О тебе… Очень Ираида Сергеевна за тебя волновалась. Предчувствовала, бедная, что скоро ты без неё… один останешься… Очень переживала, что ты с Шурочкой повздорил… Просила, чтобы я не бросала тебя.