Пётр и Павел. 1957 год

И только тут Семён вспомнил, что ещё несколько часов назад собирался сделать Тамаре предложение и жениться на ней. Он в ужасе посмотрел на неё. Некрасивая, с жиденькими волосиками на маленькой голове и чёрными пуговками страдальческих глаз, глядящими из-под век, почти лишённых ресниц, она выглядела жалко и не вызывала в душе Ступака даже мало-мальского сострадания. Как он мог даже на мгновение представить, что эта некрасивая девушка будет его женой?!..

– А больше мама… ничего тебе не говорила?.. – спросил тревожно, ожидая самого худшего.

Тамара искренне удивилась вопросу:

– Да нет, вроде бы… Ничего особенного…

"Ну, слава Богу!.." – облегчённо вздохнул Семён и вновь тупо уставился на клеёнку с голубыми цветочками по жёлтому полю.

Тамара постояла немного, словно хотела ещё что-то сказать, но передумала и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

Прибежал Игоряша Дедов. Следом – Валерка.

– Старик, что сделать надо?.. Чем помочь?..

Виссарион с Ниной зачем-то притащили целую сумку с едой.

– Сеня!.. Не отчаивайся… Мы с тобой…

Последней робко переступила порог опустевшего жилья Ступака Шурочка Крохина. Она подошла к Семёну, осторожно дотронулась до его плеча и, глядя прямо в глаза, еле слышно проговорила:

– Я твою маму очень-очень любила… Мне очень-очень жалко её… Честное слово…

И заплакала. Горько, навзрыд, не стесняясь своих слез и не пытаясь сдержаться. Семён тоже не выдержал и "пустил слезу". Приятели понимающе переглянулись и сочли за благоретироваться по-английски, не прощаясь.

Ни Шурочка, ни Семён не заметили их ухода. Они сели на диван и, взявшись за руки, просидели не двигаясь, пока в комнате не стало совсем темно. Оба молчали, и обоим было и горько, и хорошо.

Павел Петрович вернулся в гостиницу.

Прогулка по городу не помогла: мысли были всё в том же раздрызге, и унять душевного волнения он так и не смог. Это начинало раздражать.

– А у нас тут с вами один общий знакомец нашёлся, – радостно встретила его Ангелина Сидоровна. – Я ему сказала, чтобы поближе к вечеру пришёл… Чтобы, значит, наверняка застать… Часикам, эдак, к пяти.

– Кто такой? – удивился Троицкий. Не думал он, что в Краснознаменске кто-то ещё помнит его.

– А это для вас сюрприз будет: Кирюша просил не говорить.

Троицкий рассмеялся:

– Вот вы и открыли мне имя своего "знакомца": Киприан Никодимыч Родионов!.. Угадал?..

– Откуда знаете? – Ангелина Сидоровна была потрясена.

– Его отец Никодим Родионов был церковным старостой в храме, где мой батюшка настоятелем состоял. Кирюша на три года моложе меня, но я его отлично помню.

– Ну, надо же! – всплеснула руками администраторша. – Недаром говорится: все мы в одной ступе толчёмся и друг о дружку плечами трёмся!..

– Что верно, то верно – тесен мир. А вы с ним как познакомились? – полюбопытствовал Павел Петрович.

– Очень даже просто: он мне свояком приходится! – Ангелина была донельзя горда и страшно довольна, что такой значительный человек, как родной брат "ихнего" секретаря горкома, знает такую незначительную фигуру, как "ейный" свояк.

На самом деле, были они практически незнакомы. Разница в три года, совершенно незаметная в солидном возрасте, бывает непреодолимой пропастью между несмышлёными пацанами. Конечно же, Троицкий знал, о ком идёт речь, но дружбу между собой они никогда не водили, и желание Киприана увидеться с ним Павел Петрович посчитал странной прихотью, но вслух об этом, конечно же, не сказал.

Киприан появился в гостинице задолго до указанного ему срока, где-то в половине пятого. За это время Троицкий успел побриться в парикмахерской напротив, пообедать в гостиничном ресторане и даже соснуть часа полтора. В поезде он всегда спал плохо, а тут перед встречей с родными вообще глаз не сомкнул.

– Здравствуй, Павел! – церемонно, с поклоном, поздоровался Родионов, переступая порог номера Троицкого. – Дай Бог тебе здоровья!.. – По привычке поискал глазами икону и, не найдя её, коротко, вроде как бы втихомолку, перекрестился. – Мне Ангелина сказала, признал ты знакомство со мной. А я, честно говоря, опасался, забыл ты меня, потому и попросил, не объявлять, кто я такой, чтобы, значит, не обременять тебя слишком. Прости, коли что не так.

Столкнись Троицкий с ним в толпе на улице, ни за что не признал бы в этом высоком костлявом старике вертлявого, озорного мальчишку, что вечно путался под ногами у прихожан и священнослужителей в церкви. Как время меняет человека! По обе стороны худого строгого лица спадали на плечи длинные седые волосы, путаясь с такой же белой шелковистой бородой. А из-под кустистых бровей смотрели на него чистые малахитовые глаза.

Троицкий внутренне ахнул: с Киприана икону можно было писать.

– Здравствуй, Кирюша! – Павел Петрович не смог скрыть своего восхищённого удивления.

– Сильно поменялся я?..

– Очень.

– Значит, хорошо получилось, что Ангелина упредила моё появление?..

– По-моему, да.

Киприан рассмеялся.

– Вишь, как оно выходит, человек одно про себя решает, а Господь с ним иначе распоряжается. И так-то правильней, Ему виднее.

– Садись, Кирюша… Чай будешь?.. Я у дежурной могу попросить.