Пётр и Павел. 1957 год

– Ба!.. – шёпотом позвал Валентину Ивановну Матюша. Весь обед он, вышколенный мамой, просидел на дальнем конце стола спокойно, не дотронувшись до еды и не издав ни единого звука.

– Что тебе? – сурово отозвалась бабка. В отличие от своих детей, она не умилялась, не радовалась, и вообще настроение у неё было паршивое.

– Скажи, враги – это, которые против папы?.. Да?.. Которые хотят ему плохо сделать?..

– Конечно, – не глядя на него ответила Валентина Ивановна. – На то они и враги чтобы всем плохо делать.

– А с них можно стружку снимать?..

– Что-что?! – не поняла бабка.

– Ты сама сказала, что комиссия будет с папы стружку снимать, простодушно ответил парнишка.

– Когда я говорила?..

– Ну, как же?.. Давеча…

– Ах, да!.. – вспомнила старуха. – С врагов всё можно снимать. Включая стружку…

Матюша полностью с ней согласился и многозначительно кивнул головой.

– Я так и знал!.. Всё равно у них ничего не получится!.. – и, закусив губу, начал мучительно, напряжённо думать.

– А который теперь час?! – вдруг спохватился Пётр Петрович.

– Без четверти пять, – спокойно ответила Капитолина.

– Боже мой!.. – сама испугалась и переполошила всех Зинаида. – Ведь это же надо скорее! Мы можем опоздать!..

И началось!.. Полетело всё кувырком!.. "Закрутилось, завертелось и помчалось колесом!.." И если бы кто-нибудь из посторонних заглянул в это время к Троицким, то непременно ощутил бы, что находится в сумасшедшем доме.

Первый секретарь горкома потерял одну запонку, и по этому поводу метал громы и молнии, от которых стены дрожали. Главной проблемой для Капы был вопрос, когда ставить пироги в духовку. Матюша из последних сил пытался избавиться от ненавистного галстука, который мать хотела навязать ему силой. Зинаида, как всегда, разрывалась между всеми домочадцами, чем сильно способствовала всеобщей суматохе. Лишь одна Валентина Ивановна хранила олимпийское спокойствие: с отрешённым видом сидела в своём кресле и ждала, когда же они, наконец, выметутся за дверь. Алексей Иванович как сторонний наблюдатель тоже не принимал участия в этой суете. Его главной задачей было: не помешать.

Вот как, примерно, это выглядело со стороны:

– Где моя запонка?!..

– Пироги когда ставить?

– В хрустальной ладейке под зеркалом…

– Алло!.. Дом первого секретаря горкома!..

– Там только одна!.. Где вторая?!..

– Говорите, вас слушают…

– Ба, спрячь галстук… Он противный!..

– Не капризничай!..

– Опять говорить не стали…

– У тебя его не будут искать…

– Где вторая?!..

– А может, потом разогреть?..

– Я вас спрашиваю!..

– Ты никому не скажешь?..

– Лучше не греть, подсохнут…

– Могила!.. Клянусь!..

– Вы что оглохли?!..

– Я же сказала!..

– Что тебе?

– Издеваетесь?!..

– Я про пироги…

– Ты ищи лучше!..

– Когда ставить?..

– Сейчас же надень!

– Конечно. А виноватой я останусь…

– Не хочу!.. Он противный!..

– Не могу я с одной запонкой!..

Резко прозвенел дверной звонок. Все вздрогнули и замерли от неожиданности. В гостиную вошёл Савва.

– Это почтальон. Телеграмму принёс, – он отдал телеграфный бланк Капитолине.

Та взяла, взглянула на бланк и медленно опустилась на стул.

– Капа что с тобой?

– Правительственная, – еле слышно проговорила домработница.

– Дай сюда! – Пётр Петрович почти вырвал телеграмму из её рук. – Да, действительно… Савва, читай… У меня очки в кабинете.

Савва кашлянул и начал читать торжественно, как и подобает читать правительственный документ. Правда этой торжественности хватило ему не надолго.

– "Коллег и я мастерства тяжелого ма строения поздравляет юбилеем зпт желает здровья зпт успехов работе лаго нашей любимый родная вскл зн зам мин кутяков…" Да-а!.. Видать, телеграфист после большого бодуна телеграмму передавал…

Пётр Петрович саркастически улыбнулся:

– Ишь, ты!.. Сам "мин" поздравить не пожелал?.. Ну, ничего, узнает про письмо Геннадия Андреевича, кровавыми слезами изойдёт! – и вдруг, вспомнив о своей потере, заорал на весь дом: – Где моя запонка?!..

– Милый, что ты бушуешь?.. Я сейчас найду.

Зинаида олицетворяла собой само смирение.

Пётр Петрович взял Савву под руку.

– Ну, что?.. Довёз?.. Всё благополучно?..

– Он ещё в машине заснул. Пришлось мне его, как маленького, на руках в номер нести.

– На руках?!..

– Да вы не волнуйтесь, Пётр Петрович. Он лёгонький, словно пушинка. Я его раздел и в койку уложил…

– Савва, ты – гений!..

– Только он спать не хотел, всё порывался встать и лепетал, что "там у нас осталось"…

– Что же ты?.. – с тревогой спросил Троицкий.

Савва покраснел и слегка стушевался:

– Я?.. Уложил, одним словом… Да вы не волнуйтесь, я тихонько… Без последствий… Честное слово.

– А он?!..

– Сразу послушался, в момент… Алкаши, по-моему, всего на две категории делятся: на тех, которые, чуть что, сразу в бутылку лезут, и на тех, которые тут же краснеют… Стесняются, то есть. Акимыч, видать, из вторых. Безвредный… Когда я за дверь выходил, он уже сопел и похрапывал.

– Ну, смотри у меня, Савватий!.. Если художества эти тебе с рук сойдут, с меня причитается, а если нет, не сносить тебе головы. Ты меня понял?..

– А почему нет? – ухмыльнулся тот.

Вернулась Зинаида с запонкой в руках: