И пытаного нагаго из застенка вывели на Красную площедь, поставя его меж мёртвых посеченых телес стояща, обступя вкруг, со всех стран вкупе копиями збодоша (пронзили), и оными подняли кверху, и спустя, руки, ноги, голову обсекли. И голову вонзоша на древо высоко, всё же тело его в мелкие частицы изсекоша.
Других били или по ошибке, или в пылу гнева, или за свои старые обиды; но Нарышкин был обвинён в измене, в посягательстве на жизнь царевича; стрельцы взялись вывести измену из дворца, изменник в их руках, надобно его пытать; не вытерпит мук, признается – полное оправдание восстанию. Но стрельцы обманулись в своей надежде: Нарышкин не сказал ни слова под пыткою.
Отсекши ему голову и руки, они выставили их на копьях перед дворцом, где они оставались в продолжение трех дней; также и лекаря Даниила разрубили на мелкие куски.
В том же в девятом часу пытали Данила дохтура в три кнута и пытав привели из застенка тут жа на площадь к Лобному месту, и у Лобнова места изрубили и поругательство такое же чинили, как и боярину Ивану Кириловичю Нарышкину: и голову, и руки, и ноги так жа обсекли и туловища на копьях подымали и не одинова. А как их рубили выветчи ис Кремля, у Лобнова места, в те поры били в набат у Спаских ворот.
Доктор Данила в пытке бормотал разные вещи и просил три дня сроку, чтоб указать тех, кто больше его заслуживает смерти. Стрельцы записывали его слова, но другае разорвали записку, сказав: «Это будет долго продолжаться». Потащили на площадь и убили с большим ожесточением, чем других, и внутренность его разметали по улицам
Не удовольствуяся ж ещё тем своим христианству мерзостным варварством и человекоубийством, оные бунтовщики стрельцы в тот же день, самовластно ходя и ища везде по всему дворцу, от стороны великой соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы вшедше в церковь Воскресения Христова, что на Сенях, увидели в одной комнате высокоименованной государыни царицы карла, прозвищем Хомяка, спросили у него: «Где он знает утаённых других её царицыных братьев Нарышкиных?». И он в тот же час им именно в той же помянутой церкви в алтаре под престолом схоронённого среднего её, царицына, брата Афанасия Кириловича указал, как совершенно подражатель словом и делом древнему Иуде Искариоту; ибо оный карла по заступлению его, господина Нарышкина, из богадельни за нищету его в комнату царскую взят был; тому высокому благодетелю своему вместо верной и во всю свою жизнь не заслуженной милости явным смертным предателем учинился. Кровопийцы те, как сущие звери, не устыдяся и не ужаснувся Христовой святой церкви, святокрадцы, наипаче же на нём [на алтаре] сидящего Царя царствующих и Господа господствующих, Сотворителя не убоялися, к самому престолу приступя, агарянски дерзнули, из-под оного вышеименованного господина Нарышкина выхватя и вытаща его на паперть той же церкви, бесчеловечно рассекли и тело его оттуда на площадь соборной церкви с высоты ругательски скинули, где он, господин Нарышкин, яко древний пророк Захария от жидов, верою и делом подобных им, между церковию и алтарем убиен был.
Да того ж числа четырёх человек на площади у Лобнова мести казнили, головы отсекли Андрееву человеку Ильина сына Безобразова да Иванову человеку Офонасьева сына Прончищева, а тех двух не знама каких людей. А казнили их за то: пьяным делом говорили на кружале, что самих стрельцов так жа рубить и на копьи поднять как бояр рубили.
Потом в продолжение трёх дней стрельцы грабили их дома, после чего дозволили собрать их куски и схоронить их.
Во время бунта никто не мог сказать ни одного неприятнаго слова стрельцам, если хотел сберечь свою жизнь. Если они хотели войдти в какой дом, должно было тотчас их пускать, угощать пивом и водкой, некоторые спрашивали денег. Имущество умерщвлённых лиц было зачислено за Царя; стрельцы хотели, чтоб оно было отдано им на разграбление, но им заплачено за него деньгами.
Иваном Нарышкиным и доктором Даниилом кончились убийства.