Позже Государственной канцлер граф Николай Петрович Румянцов, почтил память Матвеева, соорудив над могилой памятник в виде четвероугольнаго храма, с надписью: «в 1682 году мая 15., в смутное время от бунтовщиков убит, шестилетний страдалец, боярин Артамон Сергеевич Матвеев; три дня пребыл в царствующем граде Москве, освободясь из под стражи, из заточенния Пустуозерскаго острова».
Над могилою боярина Матвеева, его супруги и сына, правнук их, граф Николай Петрович Румянцев, поставил усыпальницу, в коей вместе с господами погребён и верный их слуга Арап Иван.
Кровавое похмелье
Царица Наталия, мать Петра, едва умолила от смерти своего отца Кирилла Нарышкина, которого, однако, развели с женой и, постригши в монахи, сослали в монастырь.
Того ж месяца, майя в 18 день, приходили стрельцы ис приказов в Кремль без ружья и взошли вверх на Постельная крыльцо. И государыня царевна Софья Алексеевна выходила к стрельцам на крыльцо, а Кирила Полуехтович Нарышкин стоял на нижнем рундуке. И царевна стрельцам говорила многое время, а что, не слышать издали. И как стрельцы пошли и боярин Кирила Полуехтович трожди бил стрельцам в землю челом, а за что, не ведомо, не слышать, что говорили. Того ж числа баярин Кирила Полуехтович пострижен в Чюдове монастыре; во иноцех имя ему Киприян. Того ж месяца майя в 19 день боярин Кирила Полуехтович, во иноцех старец Киприян, послан в сылку на Белоозеро в монастырь к Кирилу Белозерскому чюдотворцу с меньшим сыном с Фёдором Кириловичам. Пристав у нево – думной дворянин Иван Петров сын Лихарев да 30 человек стрельцов.
А стрельцы, ходя по престольному граду, грабили и знатных и незнатных, богатых и убогих и московских обитателей безбожно разоряли, а жёны их обогатившиеся, и уже избытки свои презирая, богатые женские одежды, ругаяся знатным госпожам, метали в грязь, топча оные, лая и сквернословя, и ругая бояр, боярынь и всех благородных людей…
А которых баяр и думных стрельцы порубили и животы их, баярина Ивана Максимовича Языкова, Алексея да Михаила Лихачовых, думнова Лариона Иванова, думнова Аверкея Степанова, и иные животы многие, поиманы все в Верх и иконы в Столовую полату переписаны и оценены самою дешёвою ценою. И имали всё стрельцы в цену. А иным мимо их никому ничево не продавали. И роспродано многое множество всяких животов. А приказаны те животы опальные продавать баярину князь Андрею Ивановичю Хованскому.
Убиенных и ссылочных людей животы они брали и продавали. Сие было довольное стрельцам поощрение к убийству, и невозможно сказать, чтоб они то делали собою, но видно, что от главных их то учинено, поскольку те пожитки все принесены в Стрелецкий приказ и тут, их продавая, им деньги раздавали. Но так как тогда купцов мало было, то наиболее брали Милославский, Хованский и их собеседники вещи за цену, кто какую дать сам хотел.
И начаша по торговым погребом пить и бражничать, и по граду ходяще без всякого опасения з жёнами, кричать и нелепая словеса глаголати. И вымыслиша в тое время стрельцы себе называтися государевою надворною пехотою, а не стрельцами.
…А старый Хованский единодушно избран всей [надворной] пехотой в главнокомандующие. Через его посредство царь и бояре обязались перед стрельцами после происшедшей кровавой бани удовлетворить все их претензии касательно недоплат и первым делом выдать из казны все деньги в точности.
И тщахуся безумнии и глупии государством управляти; не ведуще, яко по словеси любомудрых, буих и в разуме непостоянных совет никогда же состоится. Тогда бо поистинне видети бысть ослабление рук у всех людей, яко несть помогающаго и к полезному укрепляющаго. Мало бо не вси и приказныя судилища опустеша безлюдством.