Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

«Мера» — как бы эстетизированный аналог метафизического субъекта или молчаливо облюбованной им «средней линии». Область ее применения всеохватна. Понятно, что не рекомендуется чрезмерно критиковать советские порядки, как делал Демьян Бедный: критика эта, пишет ему генсек в 1930 году, «увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР». После войны в этом пороке он упрекает Черчилля: «Бывает, что иные люди не могут не клеветать, но надо все-таки знать меру». Однако грешно перебарщивать и в дифирамбах партии или советскому строю: «Некоторые товарищи хвалят ее, нашу партию, не в меру» (1927). На этот счет, как и по части самокритики, меру в своей фальши должны были знать даже расстрелянные троцкистские двурушники, на что им строго указано в «Кратком курсе»:

На XVII съезде выступили также троцкисты — Зиновьев и Каменев, бичуя себя сверх меры за свои ошибки и славословя партию — тоже сверх всякой меры. (Мы помним, что ранее Сталин уличал Каменева в совершенно безмерной способности «извиваться».)

А в январе 1941-го, обсуждая проект учебника по политэкономии, Сталин бросил:

Перехваливать наш строй не стоит, недохваливать тоже нельзя. В рамках нужно держаться[171].

Непозволительно вместе с тем допускать перегибы и при осуждении самих перегибов, коль скоро они выгодны Сталину:

Теперь самым модным словом в рядах группы Бухарина является слово «перегибы» в хлебозаготовках <…> Дальше идут рассказы об «ужасах» этих перегибов, читаются письма «крестьян», читаются панические письма товарищей… и потом делается вывод: надо отменить политику нажима на кулачество.

<…> При этом сторонники группы Бухарина тщательно умалчивают о том, что существует еще другой сорт перегибов, более опасный и более вредный, а именно — перегибы в сторону <…> замены революционной политики партии оппортунистической политикой правых уклонистов.

Итак, «перегибы» далеко не равноценны. Но, если это нужно Сталину, «извращения» первого, чекистско-карательного типа, инсценированные им самим, он с легкостью выдает уже не за ошибки, а за происки вражеской агентуры. На очередном тактическом зигзаге он инкриминирует издержки внутрипартийного террора «замаскированному врагу, старающемуся криками о бдительности замаскировать свою враждебность… и… путем проведения мер репрессий — перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах» (Постановление январского (1938) пленума ЦК ВКП(б) «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии»)[172].

Оба хуже

В умозрительной перспективе этой неэвклидовой геометрии левый уклон сливается с уклоном правым, т. е. тяготеющим к реставрации капитализма, посредством универсального сталинского приема кумулятивной инверсии:

Несомненно, что победа правого уклона в нашей партии <…> подняла бы шансы на восстановление капитализма в нашей стране <…>

Несомненно, что победа «левого» уклона в нашей партии привела бы к отрыву рабочего класса от его крестьянской базы, к отрыву авангарда от остальной рабочей массы, — следовательно, к поражению пролетариата и облегчению условий для восстановления капитализма.

Как видите, обе эти опасности, и «левая» и «правая», оба эти уклона от ленинской линии, и «правый» и «левый», ведут к одному и тому же результату, хотя и с разных концов.