Читаем Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты полностью

А потому, если вдуматься, несущественно, что сейчас он аттестует троцкистский «уклон» в качестве левого, тогда как раньше, вторя Зиновьеву и Каменеву, говорил: «Что такое троцкизм, как не правое крыло в коммунизме, как не опасность справа?» (1925). В очередной «речи против Катилины» — докладе о деятельности оппозиционного блока — он определяет последний в качестве «социал-демократического уклона», соединяя кумулятивную футурологию со своей столь же обычной антитезой «слова и дела».

Оппозиция крикливо критикует партию и Коминтерн «слева» и предлагает, вместе с тем, пересмотр тактики единого фронта <…> а на деле покушается на <…> ослабление позиций мирового коммунизма, — стало быть, замедление революционного движения. На словах — «революционеры», а на деле — пособники Томасов и Удегестов.

Оппозиция с большим шумом «разносит» партию «слева» и требует, вместе с тем, повышения отпускных цен на товары, думая этим ускорить индустриализацию, а на деле должна получиться из этого дезорганизация внутреннего рынка <…> и, стало быть, подрыв какой бы то ни было индустриализации. На словах — индустриалисты, а на деле — пособники противников индустриализации.

Оппозиция обвиняет партию в нежелании борьбы с бюрократизмом госаппарата и предлагает, вместе с тем, повышение отпускных цен <…> а на деле выходит, что из этого должна получиться полная бюрократизация <…> На словах — против бюрократизма, а на деле защитники и проводники бюрократизации государственного аппарата.

На словах борьба с частным капиталом, а на деле — помощь частному капиталу <…> На словах — против перерождения, а на деле — пособники и защитники перерождения <…> На словах — за внутрипартийную демократию, а на деле — нарушение основных принципов всякой демократии. (В последнем случае оппозиция повинна в том, что, будучи «ничтожным меньшинством», антидемократично навязала дискуссию «огромному большинству» партии.)

На практике («на деле») он, конечно же, превосходно различает природу обоих «уклонов», маневрируя между ними и уничтожая их поочередно, в соответствии с насущными потребностями. Он сам продемонстрировал эту технику, в 1923 году ностальгически приписав ее партийной традиции:

Теперь мы не можем сначала побить правую опасность при помощи «левых», как это имело место в истории нашей партии, а потом

«левую» опасность при помощи правых, — теперь мы должны вести борьбу на два фронта
одновременно.

Зато, утверждает Сталин, «по существу» между правыми и левыми нет ни малейшей разницы, так как «оба имеют один социальный корень, оба являются мелкобуржуазными уклонами». Вывод непреложен:

Вы спросите: какой уклон хуже? Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже, и первый и второй уклоны (XIV съезд, 1925).

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное