О Гейдельберге лично. Город пуст и лишен центра без вас. Это факт. Кое-что все же радует, кое-что огорчает. Я расскажу позже. Рюстов еще скучнее, чем я предполагала, но и гораздо дружелюбнее.
Вы получите письмо в Санкт-Морице, надеюсь, вы уже успели немного отдохнуть. Операция в Голландии1
завершена, надеюсь, все прошло удачно и вы можете вздохнуть с облегчением.Я уже считаю дни, невероятно рада. Если я больше не получу от вас новостей и вас все устраивает, я приеду в Санкт-Мориц в четверг, 31-го, около половины восьмого и сразу возьму такси и направлюсь к вам. Я была в гостях у супруги др-а Вальца, какой прекрасный и энергичный человек!
Если вы хотите что-то еще сообщить, здесь я живу в
От всего сердца
Ваша Ханна
1. Намек на операцию, которую должен был перенести Эрнст Майер.
132. Генрих Блюхер Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 5 августа 1952
Дорогой, уважаемый профессор Ясперс!
Я глубоко тронут, что Вам показалось, будто я нахожусь с Вами. В любом случае для меня сейчас это единственная возможность вновь оказаться в Европе.
Как бы тяжело это ни было, но я готов подождать возвращения Ханны1
еще немного, ради того, чтобы еще ненадолго предоставить вас друг другу. Я смотрю со стороны, и время, проведенное Вами, Вашей женой и Ханной совместно (как хорошо, когда слово так точно отражает суть), кажется мне семейным праздником родственных душ, и как уместен он в высоких горах, где жил и работал Ницше2.Да, я тоже задумываюсь о том, чтобы поговорить о прообразах человека. Но к ним я не причисляю ни Моисея, ни Павла – Ханна, вероятно, ошиблась. Это выдающиеся государственные деятели, и их я отношу скорее к Солону, которому Вы в своем небольшом сочинении3
воздвигли настоящий мемориал – и изобразили его со всей непревзойденной мягкой силой – подобный вечным образам мертвых на греческих погребальных барельефах. Я пока не уверен по поводу Будды, несмотря на то что у него в определенном азиатском смысле много общего с Иисусом. Я склоняюсь к Конфуцию, а не к Лао-Цзы, который при подробном изучении все сильнее напоминает мне Сократа. И, разумеется, Иисус и Сократ. Авраам кажется мне уникальным. Отец рода человеческого, отец истории – для меня это не столь важно. Для меня он – отец человеческих возможностей и, возможно, человек, через благодетельное существование нашедший единого, то есть возможного Бога. Того, для кого Вы готовите бесконечный ритуал собственной трансценденции. Я придумал это определение возможного Бога и затем нашел Авраама, и все же обязан этим понятием именно ему.Во время подготовки к курсу введения в философию я воспользовался Вашей книгой4
и убедился в том, что так долго твердил Ханне: Вы могли бы стать невероятно важны здесь, для молодых людей в Америке. Ваше образцовое различение науки и философии здесь необходимо, как хлеб насущный. У американцев хорошее чутье на предметный профессионализм, и они чувствуют, что это слова ученого и философа. Они вздыхают с облегчением, когда понимают, что кто-то заботится о чистоте обоих областей и испытывают благодарность, когда в руку им вкладывают меру, вооружившись которой они могут упразднить модернистскую вязкую кашу из псевдонаучных и псевдометафизических идеологий и мировоззрений. Помимо этого, они чувствуют, что имеют дело с либеральным – в лучшем смысле этого слова – мыслителем, и быстро проникаются к нему доверием. От немцев меня всегда отделяло то, что им никогда – за исключением пары выдающихся примеров – нет дела до свободы, и, приношу свои извинения, это отделяет от них и Вас. И именно поэтому Вы – немец, которого услышат в Америке.Несмотря на мои просьбы, Ханна не написала, как продвигается дальнейшая работа над Вашей историко-философской книгой. Но, вероятно, она просто прячет ото всех второй том Вашего главного произведения5
. Я не торопясь работаю над большим проектом для