Письма, 1926-1969

Только что отправил Вашу рукопись о Рахель на Ваш нью-йоркский адрес. Простите, что тянул так долго. Могу ли я снова повторить, что, на мой взгляд, эта книга столь значима, что она непременно – даже в неисправленном виде – должна быть опубликована. Вы должны к этому подготовиться, даже если не получится заняться этим прямо сейчас. Также я хотел бы еще раз заметить, что очень желательным мне кажется еще одна окончательная проверка с Вашей стороны, в результате которой могут появиться существенные исправления. Это будет непросто, поскольку работа отнимет определенное время Вашей жизни, притом что Ваши склонности и настроения сильно переменились, даже если Вы и не отказались от них полностью.

Сегодня лишь это небольшое замечание. С сердечным приветом вам обоим

Ваш

Карл Ясперс

145. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуПаленвилль, Н.-Й., 13 июля 1953

Дорогой Почтеннейший

Я отложила ответ на Ваше письмо, поскольку хотела понаблюдать, как изменится обстановка. Но теперь хочу сообщить о восторге, который вызвала Ваша статья о Бультмане¹, она удивительным образом пришла только что, как раз когда я дописала и отправила текст доклада для Гарварда о религии и политике². Я прочитаю его на конференции на следующей неделе.

Теперь о Бультмане. В первую очередь это основа для дальнейшего разговора. Вы знаете, Бультман многому меня научил и я многим ему обязана, о чем не могу забыть. Также мне кажется, что Вы не совсем справедливы к его личности, возможно, это мои предрассудки, поскольку я весьма к нему расположена. Мне кажется добросовестность, о которой Вы упоминаете, должна быть лучше обоснована, но с другой стороны объективные трудности, с которыми он столкнулся не только как представитель определенной религии или вероисповедания, но как представитель институции, столь же никчемной, как и любая другая, на самом деле оказывают на него куда более серьезное и пагубное влияние. Но это не важно. Он, конечно же, ответит, и я надеюсь, что Вы запустили какой-то механизм.

Решающее значение, на мой взгляд, имеет следующее: апология мифа как раз в качестве основной способности разума и отрицание разделяемой и ортодоксами, и либералами путаницы между мифом и магией – Вы говорите о соскальзывании «в материализм наглядности и пользы»³. Далее пренебрежение – и не только у Бультмана – к проповеди Христа о «чуде исцеления» и сведение христианства к радикализированному паулианству. Мне кажется, в обоих случаях имеет место одно и то же явление, а именно исключительное внимание к функциональности и пренебрежение настоящей «материей». В случае чуда исцеления Иисус интересен лишь в своей функции, не в качестве «проповедника», который провозгласил «то и то вам следует и не следует совершать». В конце концов, вера полагается лишь на себя, хочет быть понятой, но понимает сама себя.

Я хотела бы (прямо сейчас география доставляет одни неудобства) продолжить беседу с Вами. О теологии. На мой взгляд, теология – наука, нечто существенно отличное от философии, она рассматривает признанное существование и деяния Бога как столь же достоверное явление действительности, как зоология – животный мир. (Августин еще не был теологом.) Теолог, в Вашем представлении, тот, кому «известны тайны божественного», и тот, кто не верит в «откровение свободомыслия»⁴

. Поэтому теология и философия не могут объединиться. Теология – это не философия веры. (В этом заключается одна из проблем для современных теологов, которые хотят оставаться теологами, поскольку верят в каком-то смысле, но не так, как теологи, которые обязаны верить, чтобы обрести под ногами твердую научную почву).

Вы очень убедительно демонстрируете, как все эти старания «внушают сомнения и верующим»⁵. На мой взгляд, это именно так еще со времен Паскаля и Кьеркегора, которые резко отказались от сомнений Декарта в пользу веры. (Это наглядно демонстрирует небольшое сочинение Кьеркегора De omnivus dubitandum est.)

Вы говорите, если бы взгляды Кьеркегора были верны, то с библейской религией было бы покончено. Самое сложное для теологов заключается в том, что современная наука подвергает принципиальному сомнению все, не только индивидуальные научные достижения, а теологи, оставаясь при этом учеными, не могут поддерживать подобное развитие современной науки, не отказываясь от собственной исследовательской области. Теперь они привносят сомнение в веру, где ему нет места, потому что в результате они начнут верить, что знают, то есть придут либо к абсурдности Кьеркегора, либо к очевидным предрассудкам.

Другими словами: проблема Бультмана в том, что вся современная теология – с одной стороны, институт церкви, который разделяет со всеми остальными современными общественными институциям политическую сомнительность, а с другой – развитие современной науки – лишило теологию возможности быть и оставаться наукой. Ни одна из этих проблем не касается религии и веры напрямую, но косвенно пронизывает и ту и другую.