Письма и дневники

К. С. Можем ли мы закрыть театр? Нет, это невозможно. Не говоря уже о большом количестве служащих в театре, нельзя забывать его общественное значение. Нельзя лишить москвича Художественного театра. У нас сосредоточено все русское, а, пожалуй, и европейское искусство. Мы можем ругаться, но разойтись мы не имеем нравственного права. Повторяю, в наших руках русское искусство. Я присоединяюсь к Владимиру Ивановичу: нужно, чтобы дело не зависело от нашей совместной жизни и вообще от жизни моей или Владимира Ивановича. Необходимо выработать такие элементы, которые были бы жизнеспособны и помимо нас: меня, например, может заменить Москвин, какой-нибудь администратор заменит Владимира Ивановича. В случае распадения товарищества может собраться ядро труппы и ставить спектакли – будет мало расходов при больших доходах, и таким образом дело будет осуществляться и продолжаться; может составиться вторая труппа, менее сильная, и все же такое дело будет лучше других театров. Наконец, общество не даст умереть такому делу.

Вл. Ив. Общество преспокойно давало умирать хорошим делам («Отечественные записки» и др.). Можно просто не найти денег для дела. Наконец, может выдаться такой год, который все зарежет. Общество будет много говорить, но никто не ударит пальцем о палец, чтобы спасти дело. Но я снова возвращаю ваше внимание к вопросу: находите ли вы нужным эмансипировать дело от наших отношений?

Георг. Серг. [Бурджалов]. Последние годы театр существует и при разъединении, но как? Это самое важное. Наш театр существует не разумом, а чувством.

К. С. В случае какого-либо разногласия между мною и Владимиром Ивановичем, комитет должен вмешиваться, просить нас объясниться и т. д.

Вл. Ив. Думаю, что комитет бессилен свести нас, если мы сами не сойдемся. Любовь комиссия предписать не может, а театр все же должен существовать.

Ник. Андр. [

Симов]. Эмансипация этому делу не поможет, тогда будет другое дело.

Вл. Ив. Что же важнее? Уладить вопрос наших отношений или эмансипировать дело от них?

Г. С. [Бурджалов] спрашивает, почему же не призвали пайщиков раньше.

Вл. Ив. Пока я чувствовал, что я вас не разорю, я не призывал, – теперь я боюсь.

Ив. Mux.

[Москвин]. До сих пор мы были бессильны что-либо изменить, нас не послушались бы. Теперь же дирекцию нужно подчинить верховной власти – Комитету.

Вас. Вас. [Лужский] находит, что конституция может спасти дело только в том случае, если и Владимир Иванович и Константин Сергеевич – оба – верят в дело. Кроме того, физиономия театра изменилась до неузнаваемости, – театр стал каким-то проходным двором, появились шептуны, ловящие рыбу в мутной воде, и к ним любят прислушиваться.

К. С. И вы свое шепчите.

Г. С. [Бурджалов], Не перешепчешь, Константин Сергеевич!

Вл. Ив. предлагает начать ab ovo

[22]: ясна ли цель театра? Каким он должен быть? Говорим ли мы об одном и том же? По мнению Константина Сергеевича, театр должен расширяться, раздваиваться, размножаться, а по-моему, надо сосредоточить у нас самые живые таланты; постановки же и все остальное – уменьшить до минимума.

К. С. находит, что и он стремится к той же цели – к упрощению и возможности не заниматься помпезностью. К талантам он также пристрастен. Только театр должен вмещать различные течения и направления.

Ал. Леон. [Вишневский] пророчит театру смерть от безрепертуарья […]

Вл. Ив. семь лет назад боялся смерти театра от «чахотки репертуара», но театр не умер… Дело не в том, какие пьесы ставить, – они есть, – а в том, как их ставить. Мы привлекаем и держим публику соединением прекрасного репертуара с прекрасной формой» (Музей МХАТ, ВЖ, № 7, л. 5–16).

На заседании пайщиков 1 марта Станиславский оговорил условия своей дальнейшей работы следующим образом:

«1. Иметь одну пьесу в сезон для «исканий»; выбор пьесы предоставляется вполне К. С., причем право veto сохраняется за Вл. Ив.

2. Обязательно ставить не более двух пьес в сезон – с активным участием. Это, конечно, не касается обращения к К. С. за советами и по другим постановкам».

²⁹⁸ Станиславский перечисляет спектакли, поставленные в предыдущем и текущем сезонах Вл. И. Немировичем-Данченко и В. В. Лужским.

[ПИСЬМО М. МЕТЕРЛИНКУ]

Метерлинк Морис (1862–1949) – бельгийский поэт и драматург. Его пьесы высоко ценил Чехов, советовал их ставить. МХТ осуществил постановку одноактных пьес «Слепые», «Там внутри», «Непрошенная» в сезоне 1904/05 г.; в Студии на Поварской был подготовлен спектакль «Смерть Тентажиля».

Метерлинк предоставил Художественному театру право первой постановки «Синей птицы» и держал рукопись неопубликованной до предстоящей в Москве премьеры, которая, однако, сильно задержалась. Перед началом сезона 1907/08 г. Станиславскому уже пришлось объяснять автору причины задержки. (См. его письмо Метерлинку. – Собр. соч., т. 7, с. 373–374.) Публикуемый черновик письма относится, по-видимому, к концу марта 1908 г.