Планеты с тёмными именами (СИ)

Тем временем я делал фотографические снимки: люди с факелами в руках, словно принимавшие прямое участие в шествии испанской инквизиции; ослеплённые моей фотовспышкой, они защищали глаза свободной рукой; на их лицах, похожих на комок влажной глины, проступала злая апатия; кто-то держит за жабры вяло обвисшее тело рыбины, похожее на длинную, вытянувшуюся до самой земли соплю; Мальчуган сидит на корточках над игрушечной бронемашиной ракообразного, принявшего боевую стойку; тот же малец, в окружении ржущих сверстников, по-взрослому сплёвывает сквозь щербатые зубы.

- Угу-гу. Угу-гу - послышалось в дальней стороне затоки, словно кто-то ограбил глухонемого.

Все оглянулись: там определённо что-то происходило, что-то чего нельзя было разобрать из-за расстояния и темноты. Мужики с факелами, чавкая по хляби, потянулись в сторону доносящегося завывания. Огибая затоку берегом, я тоже побежал на странные звуки - мне стало интересно. Когда я туда добежал, то место было уже более-менее освещено. Расстояние между мной и тем что происходило оставалось довольно приличным: я видел только мелькающие тени, слышалась какая-то неопределённая возня, кто-то возбуждённо во всё горло матерился. Издали мне показалось, что группу людей затягивает в глубь и прибежавшие все вместе пытаются их спасти, удерживая на грани бездны. Только звук меня смущал: как будто перемалывая воду, работал широкий корабельный винт.

Подумав, что набежавшим спасателям может понадобиться моя помощь, я снял свои разжиревшие сапожища и, будучи в штанах, с омерзением вошёл в густой зловонный кисель. Дно было осклизлым и противным, словно я ступал по мясу освежёванного животного. Я с отвращением чувствовал, как, выдавливаемый ступнёй, мул, гадко протискивался между моих голых пальцев. Меня охватило ощущение, что я шёл по мягким человеческим испражнениям. Уже подойдя ближе, я понял как глубоко ошибался относительно того, что здесь творилось. Первое что меня поразило - суматоха: мужики бултыхались по яйца в сюрпе, отчаянно стараясь что-то предпринять. В свете коптящих факелов это выглядело одновременно и буднично и фантасмогорично, как будто на средневековой гравюре. В какой-то момент мне показалось, что я принимаю участие в мире Иеронима Босха. Люди в фуфайках и собачьих шапках что-то тянули. Я это понял не сразу: все вместе, уходя по пояс в чёрную хлябь, они пытались извлечь что-то запутавшееся в рыбацкие сети. Это что-то было невероятно тяжёлым, словно ушедший на дно бульдозер. Время от времени в глубине водоёма происходило какое-то скрытое , но могучее движение: вся его поверхность в мгновение ока вставала на дыбы. Вдруг происходило извержение грязевого вулкана, в небо всхлипывал гейзер из болотной тины. Люди стояли мокрые с ног до головы. Они обтекали липкой отвратной гадостью, словно их обосрали, а вывернутая с глубины исподняя жижа наполняла воздух невыносимым зловонием, как будто одним жестом оказались нарушены тысячелетние отложения дерьма.

Я почувствовал настоятельную необходимость помочь этим людям. Аборигены ввязались в неравную схватку, упираясь в нежное по-девичьи податливое дно, человек двадцать их удерживали чудовище за толстые верёвочные концы сети; другие ухватившись за канат пытались подтянуть его к берегу. Перевес сил был явно не на их стороне, с таким же успехом они могли попытаться вырвать из ила потерянную во времена Кала Великого атомную субмарину. Забросив фотоаппарат за спину, я тоже ухватился за липкий от грязи, суровый канат. Никто не обратил на меня внимания: восточноевропейцы крыли друг друга матом - им было явно не до меня, не до моих возвышенных порывов. Став одним из них, я включился в общую суматоху событий.

Мне стало весело и страшно, тварь неотвратимо тянула нас на глубину. Я почти сразу оказался по пояс в бурлящем дерьме. Рядом со мной стояли безобразные, обгаженные тиной люди. Я оказался в обще куче с этими обтекающими уродами. Это были те самые мрачные, словно живущие после смерти, обитатели Восточной Европы, но на этот раз что-то изменилось. Я вдруг перестал их узнавать. Их рожи, вылепленные из тугого пластилина, неуловимо преобразились, преобразились до неузнаваемости; я узрел восточноевропейцев в новом обличье. Мрачный огнь блеснул в их очах, какой-то неясный свет озарил их угрюмые зверские физиономии, но это был не свет от коптящих факелов, это было что-то другое, что-то более потаённое и возвышенное, что смягчало очерствевшие скотские черты дикарей, придав им вид некой торжественности. Они всем скопом сражались с неведомой стихией и это вполне могло сойти за одухотворённости.

- Подтягивай, подтягивай. Ещё - орал Питер, обращаясь ко всем сразу.