Платье королевы

К счастью, «Френч-хаус» стоял рядом с гостиницей: фасад был цвета морской волны, окна украшали изящные полосатые навесы, у входа высился трехцветный флаг. Войдя в кафе, Хизер промокнула лицо салфеткой и пригладила мокрые завитки волос. Теперь она готова производить первое впечатление.

Внутри царил полумрак, но французский декор оживлял обстановку. У стойки бара беседовали несколько мужчин, за одним столиком сидели мужчина и женщина с серьезными лицами, а прямо за ними – одинокий молодой человек, немногим старше Хизер, увлеченно читающий книгу. «Дорога, дерево», – значилось на обложке. Давно она не видела, чтобы кто-то читал в кафе или ресторане книгу, большинство людей сейчас коротают время, глядя в свой смартфон.

– Мисс Маккензи? Хизер? – К ней подошел человек с книгой. – Я Дэниел Фридман.

– Ой, простите. Я видела вас, но думала… То есть я представляла себе вас…

– Старше? С тростью? – спросил он с озорной мальчишеской улыбкой.

Одет он был небрежно, в потертые джинсы и рубашку со слегка закатанными рукавами. Левое запястье оплетал кожаный браслет, какой можно купить в сувенирной лавке во время отпуска, а под ним на руке виднелись мелкие буквы – то ли татуировка, то ли написанная ручкой пометка на память.

– Трость вам совершенно ни к чему, – признала Хизер и пожала протянутую руку. – Приятно познакомиться, доктор Фридман.

– Дэниел. Давайте я возьму ваш плащ и повешу рядом со своим.

Он помог ей снять плащ, а затем придвинул стул. Кроме отца Хизер, никто так не делал. Английская традиция?

– Простите за опоздание, – пробормотала она, все еще смущенная тем, насколько он отличался от занудного старого профессора, образ которого засел в голове.

– Извинения выдают в вас иностранку. Я и сам только что приехал. К тому же за окном льет как из ведра, а это оправдывает как минимум пятнадцатиминутное опоздание. Я схожу в бар за напитками и меню. Что вы будете?

– Сидр, пожалуйста. Устроит любой.

Дэниел вернулся с бокалом темного пива для себя и стаканом бретонского сидра для дамы.

– Здесь не подают напитки в больших кружках. Не знаю почему. Впрочем, оно и к лучшему. Иначе я бы уснул прямо за столиком.

Хизер сделала глоток сидра, приятно терпкого, и попыталась сосредоточиться на меню. Супы, салаты, закуски… Ей было не до выбора. Напротив сидел человек, который поможет узнать больше о Нэн.

– Итак, что думаете? – спросил он. – Я возьму набор закусок.

– А мне суп из моркови и пастернака. И салат из зелени.

Дэниел позвал официантку. Когда она ушла, он пристально посмотрел на Хизер, замершую в ожидании.

– Значит, Энн Хьюз – ваша бабушка.

– Да. Вы писали, что они с Мириам Дассен были подругами.

– По словам Мими, они были очень близки.

Хизер растерялась.

– Кто такая Мими?

– О, простите. Я ее так зову.

– Вы знакомы с Мириам Дассен? Я думала… Я предположила, что у вас докторская степень в истории искусств, что вы изучаете ее работы.

– Мы знакомы. – Дэниел сделал глоток пива, не сводя глаз с лица Хизер. У него были завораживающие льдисто-голубые глаза с серебряной каймой. Хизер ни у кого раньше не видела глаз такого цвета. – Она моя бабушка.

– Погодите… Недавно я написала в художественную галерею, и мне ответили, что Мириам Дассен ушла на покой и они ничего не могут ей передать. У нее нет ни сайта, ни электронной почты.

– Она всегда была довольно замкнутой. Даже со мной. Хотя мои научные исследования касаются истории французских евреев во время и после войны.

– Вы с ней говорили об этом?

– Неоднократно. Как внук с бабушкой. Не думал, что буду записывать ее слова для потомков.

Хизер усмехнулась.

– Что ж, Нэн нам с мамой вообще ни о чем не рассказывала, вам еще повезло. Если бы не ваше письмо, я бы потеряла всякую надежду узнать о прошлом своей семьи.

– Я буду счастлив, если смогу помочь. В галерее Тейт готовится ретроспектива работ моей бабушки, и кураторы попросили меня написать вступление для каталога выставки. Она согласилась ответить на мои вопросы, и мы провели два дня, разглядывая старые фотографии и альбомы с рисунками. Когда я спросил, как появились панно «Vél d’Hiv», она сказала, что начала над ними работу, еще живя вместе с вашей бабушкой. Именно Энн заставила Мириам думать о себе как о художнике.

Хизер преисполнилась гордости от мысли о том, что Нэн дружила с великой художницей.

– Я не нахожу слов. Сложно описать свои чувства.

Ее смущенный голос дрожал. Успела ли она взять себя в руки, или он заметил ее волнение?

– Раньше я слышал от Мими, что после приезда в Англию она жила вместе с вышивальщицей из мастерской Хартнелла. Потом ее подруга эмигрировала в Канаду, и они потеряли связь. Похоже на историю вашей бабушки?

– Похоже. Нэн приехала в Канаду после войны. Сначала поселилась у Милли, своей невестки, а затем, после смерти Милли, купила маленький магазин и домик.

– Ваша мать родилась в Канаде?