В квартире Мириам казалось, что находишься в большом старом коттедже с высокими потолками, широким коридором и паркетом цвета кленового сиропа. Стены были увешаны картинами, яркими современными гравюрами и фотографиями стайки детей разного возраста. На одном снимке Мириам держала в руках медаль в бархатном футляре, рядом – высокий мужчина с копной седых волос и бледно-голубыми глазами.
– Снято в Букингемском дворце, – пояснила Мириам. – Такой счастливый день!
Не зная, что ответить, Хизер просто кивнула. Очутившись на кухне, она сразу почувствовала себя как дома. Там стояла огромная газовая плита с латунными ручками и синими эмалированными дверцами, столешницы были мраморные, на одной стене висел набор чугунных горшочков, у другой высился шкаф, заставленный бело-голубым фарфором. На подоконнике над раковиной теснились горшки с травами и резной деревянный петух с несколько удивленным видом.
Мириам подошла к новомодной кофемашине.
– Подарок дочери. Она боялась, что я могу обжечься, готовя кофе на плите. Удобная штука, но кофе, по моему мнению, не такой вкусный. Хотите капучино?
– Да, пожалуйста.
Аппарат загудел, а Мириам взяла со шкафа небольшой фарфоровый кувшин, налила воды и поставила в него букет.
– Вот так. Какие милые цветы! – Она повернулась к Хизер. – Больше всего в жизни я жалею о том, что потеряла связь с вашей бабушкой. Видите ли, какое-то время мы с ней были очень близки. Мы вместе снимали домик в сорок седьмом, когда я приехала в Англию, а в конце года Энн эмигрировала в Канаду. Больше я о ней ничего не слышала.
– То есть она просто взяла и уехала? – Хизер снова поразилась решительности Нэн. – Хотя вы дружили?
Мириам кивнула, печально улыбаясь.
– Это произошло так давно, и Канада казалась такой далекой… Потерять связь с близким человеком тогда было обычным делом, у нас не было социальных сетей и электронной почты. В общем, я…
Кофемашина начала шипеть, и Мириам долго возилась, нажимая на разные кнопки, прежде чем извлекла чашки с кофе.
– Вы не могли бы отнести их в гостиную? Чуть не забыла про печенье. Изумительные сабле из моей любимой кондитерии.
Одну стену в большой и светлой гостиной занимали три эркера. По обе стороны от камина тянулись высокие, до потолка, книжные полки, а напротив, вне досягаемости солнечных лучей, висело большое вышитое панно. Оно было такой же ширины, что и диван под ним, а изображенный на панно пейзаж напоминал вид из окон гостиной: пологий зеленый холм, испещренный тропинками и густыми лесами, ясное и глубокое синее небо, лишь вдалеке, на горизонте виднелся силуэт Лондона.
– Оно уже устарело. – Мириам поймала взгляд Хизер. – Когда делала его сорок лет назад, видела только церковные шпили. А теперь выросли небоскребы. И все-таки вид из окна мне еще нравится. Уолтер тоже его любил.
– Уолтер – это ваш муж? – спросила Хизер.
– Да, был моим мужем сорок восемь лет. Он умер двадцать лет назад. За своим столом, с ручкой в руке, как всегда и хотел.
– Соболезную. Извините за любопытство.
– Ничего страшного, дела давно минувших дней. Хотя я до сих пор удивляюсь, когда проснусь среди ночи, а его нет. Видимо, так никогда и не привыкну.
Некоторое время сидели в тишине, Хизер потягивала кофе. С чего начать? У нее столько вопросов…
– Она нам ничего не рассказывала! – Ее голос прозвучал слишком громко, слишком отрывисто для этой солнечной комнаты.
Впрочем, Мириам, похоже, не возражала.
– Меня это не удивляет.
– Я всегда думала, что моя бабушка всю жизнь держала магазинчик. Продавала пряжу, спицы и пуговицы. Ни разу, ни словом она не обмолвилась о том, что работала над свадебным платьем королевы. Я ведь не ошиблась, она была вышивальщицей?
– Не ошиблись. Ваша бабушка делала одну из самых красивых в мире вышивок. Она была исключительно талантлива. И очень добра ко мне, когда я только приехала в Англию. Стала первой моей подругой здесь.
– Я знаю, что она овдовела и очень горевала по моему деду, но…
Мириам поменялась в лице и стала с преувеличенным вниманием разглядывать крошки на своей тарелке.
– О боже! Она была замужем, когда вы познакомились? – спросила Хизер, осененная внезапной догадкой.
Мириам посмотрела ей в глаза.
– Нет.
– Но моя мама родилась в сорок восьмом, так что у бабушки кто-то должен…
– Был. Недолго.
– Ого. Это… Ого! – Хизер никак не ожидала, что Нэн была матерью-одиночкой. Новости странные, как ни посмотри. – Времена тогда были другие.
– Так и есть. Сложнее, чем сейчас. Наверное, лучше расскажите мне, что вам уже известно. А я по мере сил дополню ваш рассказ.
– Хорошо. На самом деле мне известно не так уж много. Бабушка говорила, что ее родители давно умерли, а брат погиб во время войны. Она переехала в Канаду в конце сорок седьмого. По ее словам, снег тогда ее уже не пугал, потому что предыдущая зима в Англии выдалась очень холодной. Вот и все. Про деда я не слышала ни слова, моя мама тоже; мы предположили, что он умер. Его фотографий я не видела. Однажды я спросила, почему у Нэн есть фотографии родителей и брата, но ни одного снимка моего деда.
– Что она ответила?