Джереми повел ее вверх по лестнице, по пути зажигая свет. Наконец, пройдя по коридору с высокими потолками, они оказались в гостиной размером с весь первый этаж дома Энн. Комната была оформлена в обычном для подобных помещений стиле: замысловатые драпировки портьер, лепнина, напоминающая украшения на свадебном торте, и антиквариат, впечатляющий не столько красотой, сколько древностью.
– Вы можете сесть, пока я разожгу огонь. – Джереми кивнул в сторону диванов, стоявших по обе стороны камина. – Мы выпьем, а потом я отправлюсь на поиски проклятых перчаток.
Энн, дрожа от холода, сидела и смотрела, как он складывает угли в камин и разводит огонь.
– Готово. Сейчас станет теплее. Хотите шерри? Или, возможно, что-то покрепче?
– Шерри вполне подойдет.
Бокал, который он ей вручил, был покрыт пылью. На самом деле пыль лежала по всей гостиной, воздух здесь тоже стоял затхлый, и Энн показалось, что она видела паутину над окнами. На дальней стене напротив камина темнели два прямоугольных пятна.
– Мама отправила их на чистку, – объяснил Джереми, заметив, куда она смотрит. – Картины, которые обычно там висят. Говорит, их нужно освежить.
– А, ясно…
– Значит, Хартнелл? Давно там работаете?
– Пришла туда еще девчонкой.
Он сел напротив нее и отпил из своего бокала.
– Наверное, многие спрашивали о платье принцессы. Вы же понимаете, какие деньги поставлены на карту.
– Не понимаю. – У Энн появилось плохое предчувствие.
– Это секрет, а люди обожают секреты больше всего на свете. Точнее, раскрывать чужие секреты. В умелых руках фотография платья стоит целое состояние.
– Так вот в чем все дело? В платье принцессы?
– Конечно, нет. Я прекрасно знал, где вы работаете. Я видел с вами Кармен в «Астории». Она встречалась с моим другом – пока он не нашел себе достойную невесту. Но вы ни слова не говорили ни о своей работе, ни о дурацком платье, а копать я не собирался.
Джереми разом отхлебнул половину вина из бокала. Энн стало дурно.
– Если бы я рассказала хоть что-нибудь, хоть одну подробность, меня бы уволили. Я бы предала всех подруг из мастерской.
– Разве я просил? Нет. Так что давайте не будем об этом. Хотите взглянуть на дом? Моя семья владеет им много лет.
Джереми поднес бокал к губам и опустошил его одним глотком.
Потом он посмотрел на Энн. Что-то в его глазах или, скорее, в глубине его самого заставило каждый нерв в ее теле звенеть от страха. Непринужденность и добродушие исчезли, вместо них появился жадный хищный огонь.
– Я себя плохо чувствую, – пролепетала она. – Лучше мне пойти домой.
– Не будь занудой. Допивай шерри, и я покажу тебе дом. Часто ли девушке вроде тебя выпадает шанс побывать в таком месте?
Он забрал ее пальто, когда они вошли, но сумка осталась у Энн. Входная дверь недалеко, только вдруг он ее закрыл? Вряд ли Джереми намерен причинять ей боль. Он подумает, что Энн сошла с ума, если она вдруг побежит через комнату и начнет дергать дверную ручку.
– Пойдем, – сказал он и взял ее за руку.
Джереми повел Энн вверх по широкой лестнице, устланной ковром, и Энн удивилась тому, что перила под ее рукой были шершавыми. Как будто с них месяцами не стирали пыль. Они дошли до конца лестницы.
– Там еще одна гостиная и несколько комнат для гостей дальше по коридору. А здесь спальни моих родителей. Тебе понравится комната матери. Как раз перед войной ею занимался какой-то модный декоратор.
Он не отпускал руку Энн, и у нее не было другого выбора, кроме как следовать за ним. Джереми открыл дверь, пробормотал под нос ругательство, когда верхний свет не зажегся, подошел к камину, по-прежнему таща за собой Энн, и включил лампу. В тусклом свете разглядеть интерьер было трудно, но повсюду мелькали розовый и серебристый цвета: на коврах, портьерах, обивке кресел и дивана. Даже покрывало на кровати было из розово-серебряной парчи.
– Что думаешь? – спросил он, отпустив ее руку.
Джереми подошел к окну и задернул шторы. Пора уходить, а лучше – бежать. Беги, Энн!
Но он уже снова рядом с ней, гладит ее волосы, а Энн слишком напугана, чтобы пошевелиться.
– Тут очень красиво, – солгала она.
Комнаты теперь выглядели и пахли так, будто гнили изнутри. Армии мышей, моли и древоточцев разъедали дом, и Джереми, похоже, не обращал на это внимания.
– Мать и отец не приезжали сюда много лет. Они живут своей жизнью, а я – своей, и им плевать, что времена изменились. Что мое наследство – куча гнили и горы долгов. Мне от них никогда не освободиться. И времени у меня почти не осталось.
Он намотал волосы Энн на кулак, натянув их так сильно, что она не могла повернуть голову.
– Знаешь, а ты хорошенькая.
Он стал ее целовать, грубо впиваясь в ее губы и вцепившись пальцами в ее руку.
– Джереми, прошу, прекрати, – взмолилась Энн.
Он положил руку на грудь Энн и начал месить, сжимать, поцарапав ногтем нежную кожу прямо над бюстгальтером. Она вздрогнула, и он тихо рассмеялся.
– А ты ждала цветов и конфет? Глупая, глупая девчонка.
– Я ничего не ждала. Я хочу уйти.
– Для чего же, по твоему мнению, мы сюда пришли?
– Ты сказал, что хочешь показать мне дом. Я его увидела и…